Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Констанца обняла девушку и, прижав ее к себе, спросила: «Хочешь, я с ним поговорю?»
Белла испуганно помотала головой: «Бабушка пыталась, он ей сказал, что ни с кем не будет обсуждать свою жизнь с женой. Даже с ней. Можно, — она нашла руку Констанцы, — я с тобой посплю? Он в кабинете будет, как обычно».
— Можно, конечно, — вздохнула Констанца, поцеловав мягкие, пахнущие розами волосы.
— Жжет, — пожаловалась Констанца. «Сильно очень!»
— Это головка, — улыбнулась Мирьям, что стояла на коленях. «Темненькая».
— У моего отца, — Констанца чуть слышно, сдерживаясь,
Мирьям подставила пеленку и дитя, — небольшое, изящное, — оказалось у нее в руках.
Мальчик раскрыл рот и весело, вертя головой из стороны в сторону, — закричал.
— Какой он хорошенький! — ласково сказала Мирьям, вытирая ребенка. «Вот — она взвесила его на руке, — шесть фунтов, наверное, но здоровенький, сразу видно. Давай грудь, — она подала ребенка Констанце.
Та вдруг усмехнулась, нежно смотря на припавшего к соску ребенка: «А глаза, как у него — синие. Он на отца похож». Констанца поцеловала мальчика в лоб и спросила: «Мне сейчас еще что-то надо делать?»
— Да нет, — Мирьям хмыкнула, — оно тут все само дальше случится, я послежу. Ты лежи, молока нет еще, но ему, — она кивнула на ребенка, — полезно».
— Угу, — рассеянно сказала Констанца, с тоской глядя на стол. «А когда мне можно будет писать?»
— Да скоро, потерпи, — рассмеялась Мирьям.
— Тогда я тебе расскажу, — Констанца улыбнулась сыну, — а ты ешь и слушай.
— Мы наблюдали четыре луны Юпитера, — раздался в опочивальне нежный голос, — каждая из которых двигается по своей орбите. Расчеты показали, что соотношение времени движения этих спутников может быть выражено формулой 4:2:1, где «1» — время, которое требуется самому близкому из них к Юпитеру для того, чтобы его обогнуть…
Мирьям накинула плащ, и, взяв спящего ребенка, поцеловала Констанцу в лоб. «Я быстро, тут недалеко. Неделю поносишь повязку, как у нас будешь гостить, и будешь пить настойку шалфея — каждый день. И с собой я тебе ее дам. Все будет хорошо».
Женщина отложила перо, и, посмотрев на темные волосы мальчика, что виднелись из-под чепчика, улыбнулась: «Пусть назовут Пьером, он просил. Ну, Питером, пока дитя тут, в Нижних Землях».
— Его крестить будут, — осторожно заметила Мирьям, покачивая ребенка.
Констанца пожала плечами. «Ну, тут я уже ничего не могу сделать. Отец меня не крестил, я вообще — незаконнорожденная, а он, — женщина улыбнулась, — он его будет усыновлять, как положено. Так что пусть крестят».
— А про тебя, — тихо спросила Мирьям, присев на ручку кресла, — про тебя он будет знать, маленький Пьер?
Констанца взглянула в окно — дождь прекратился, тучи рассеялись, и на горизонте было видно сверкающая, синяя полоска моря.
— Конечно, — она повернулась к подруге. «Просто он будет жить с отцом, вот и все. Когда-нибудь, — задумчиво сказала Констанца, любуясь спокойным личиком мальчика, — я встречу человека, которого полюблю. И у меня появятся еще дети. А Пьер, — она ласково поправила одеяло на мальчике, — у него хороший отец. Такой, как надо. Ну, все, идите, а то он еще проснется. Я тут соберусь пока».
Констанца поцеловала ребенка на пороге, и, глядя вслед Мирьям, вдыхая свежий,
Она вернулась к столу, и, раскрыв тетрадь, покусав перо, начала писать: «Вернемся к вопросу математического расчета долготы. Метод Америго Веспуччи, основанный на том, что Марс будет находиться в том же прямом восхождении, что и Луна, требует использования астрономических таблиц, знания точного времени и нахождения на стабильной поверхности, что, разумеется, невозможно в морских путешествиях. Герр Фризиус, еще в прошлом веке, предложил использовать для определения долготы точные часы. Мне удалось создать прибор, который может аккуратно и быстро измерить координаты корабля…
Констанца, на мгновение, отложила перо и, подперев подбородок кулаком, шепнула: «А ведь Яков не зря волнуется. Я бы на его месте — тоже волновалась, за этот прибор меня бы испанцы или голландцы в золоте искупали. Ну да ладно, сначала его еще опробовать надо».
Она встряхнула рыжей головой и продолжила писать.
Часть тринадцатая
Англия, август 1612 года
В «Золотом Вороне» было шумно, и мистер Берри, завидев двоих мужчин, — высоких, широкоплечих, — что спускались по лестнице из комнат, — потянулся за связкой ключей, что висела у него на поясе.
— Лорд Кеннет, мистер Майкл, — Берри достал из ящика под стойкой запыленную бутылку бургундского. «Я сейчас вам открою отдельный кабинет, для джентльменов, нечего таким людям, как вы, с всякими пьяницами завтракать».
— Мне бы эля, мистер Берри, — попросил Кеннет. «Не люблю я вино, знаете ведь».
Волк усмехнулся и, забрав у кабатчика бутылку, велел: «Давайте паштет какой-нибудь, сыра, ну, и, — он задумался, — камбалы зажарьте, только свежей. Так, перекусим».
— Для зятьев миссис Марты, — уважительно сказал Берри, — все самое лучшее. А как там миссис Рэйчел, если мне позволено будет спросить?
— Хорошо, — рассмеялся Волк. «Детям два года уже, а мистер Питер осенью в Африку едет, так что увидите его».
В кабинете он похлопал Кеннета по плечу и сказал: «Бокал ты выпьешь, мой дорогой, ты до октября в Лондоне, а твой тесть в вине не хуже меня разбирается. Так что привыкай».
Ставни были распахнуты на залив, и Волк, присев на подоконник, подставив лицо утреннему, уже жаркому солнцу, взглянул на гавань. «Послезавтра в Гренландию, — подумал он. «Ну, к октябрю доберемся, а там — уже сам. Ничего, справлюсь. Мне ведь есть — ради кого возвращаться. Есть, — он почувствовал, что улыбается. «Этьенн и маленький Пьер».
В Ричмонд-парке, в густых, пышных кронах деревьев, щебетали птицы. Он спешился, и, улыбнувшись, сказал оленю, что робко выглядывал на лужайку: «Ты не бойся, мы тебя не тронем».
Констанца стояла, держа свою лошадь в поводу, рассматривая в маленькую, изящную подзорную трубу далекую панораму Лондона.
Заслышав его шаги, она повернулась и протянула конверт: «Вот, тут все написано. Ну и Мирьям — знает, где это. Очень хороший мальчик, его окрестят Пьером, как ты просил. Он темненький, в моего отца, а глаза — синие».