Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Сабина, где Сабина? Надо найти ее, вызвать скорую помощь… – оставив за спиной застрявший на обрыве форд, он побежал на стоянку.
Ему принесли госпитальный завтрак, белый хлеб с маслом, овсянку, стакан слабого кофе с молоком. За окном висел влажный туман. Стрелка на часах, в кабинете главного врача, подбиралась к семи утра.
Инге, упорно, смотрел, на портреты их величеств, в резных рамках, над просторным, дубовым столом. Его левая рука висела на перевязи. Времени заезжать домой не оставалось. Инге снабдили чистой рубашкой и свитером ребята, полицейские,
Инге, невесело, подумал:
– Не писать же:
– Проезд закрыт, на дне водопада машина, с тремя трупами… – полиция ждала горных спасателей, вызванных ночью из Осло. Инге следил за эмалевым циферблатом старомодных часов:
– Спасатели должны были приехать, но мама Клара и тетя Марта только вечером окажутся в Осло… – с Лондоном ему никак было не поговорить, но поднятый с постели начальник почты лично отправил телеграмму на Ганновер-сквер. Тетя Марта, как она выражалась, пользовалась особым почтовым отделением:
– Можно сказать, у меня своя линия связи, – заметила женщина, – телеграммы мне доставляют немедленно при получении… – ответ пришел в Рьюкан через час:
– Вылетаем первым рейсом. Держитесь, милые, мы скоро будем с вами… – о ребенке в телеграмме ничего не говорилось:
– Но я ничего о нем не упомянул, – сказал себе Инге, – когда я отправлял телеграмму, Сабину еще оперировали… – найдя стонущую девушку на стоянке, Инге задним ходом, вывел форд с обрыва. Устроив Сабину на сиденье, юноша сжал ее руку:
– Я здесь, любовь моя… – она плакала, грязное лицо побледнело, по ногам лилась кровь, – потерпи, милая, сейчас я позвоню в участок. Будка рядом, мы быстро доедем… – форд дотянул до телефона, но Сабина потеряла сознание. Полиция появилась на шоссе ровно через двадцать минут. Голова Инге была легкой, словно пустой:
– Из-за переливания. Я отдал кровь для нее, половину литра. Пожалуйста, пусть она оправится… – он, зачем-то, помешал остывающий кофе. Главный врач зашуршал бумажками:
– Учитывая травмы, операция прошла успешно… – о ребенке он ничего не сказал, – но я должен предупредить, господин Эйриксен, что ваша жена может остаться инвалидом. Она молодая, здоровая женщина, но после удара машины у нее сломан таз, произошло смещение позвонков… – он подтолкнул к Инге сигареты:
– Курите, пока никого нет… – доктор помолчал:
– Мы оперировали, чтобы… – он поискал слово, – чтобы, в общем, закончить беременность. В любом случае, даже без операции, вашей жене категорически не рекомендуются дальнейшие роды. Последующая беременность ее убьет… – врач тоже закурил, – не говоря о том, что она может никогда не покинуть инвалидной коляски… – горький дым сигареты обжигал губы.
Инге смотрел поверх седой головы врача:
– Он принимал меня, когда мама рожала… – доктор помялся:
– Инге, вы юноша, вам двадцать три года. Подумайте, стоит ли вам, так сказать, приковать себя, блестящего ученого, к женщине, которая… – голубые глаза блеснули
– Я обещал моей жене быть рядом, в горе и радости, в здоровье и болезни… – отчеканил Инге. Врач взглянул на покрасневшие щеки:
– Олаф тоже такой был. Молчал, а потом взрывался. Они потомки ярла Алфа, кровь дает о себе знать. Он, по преданию, тоже был рыжим… – врач сделал еще одну попытку:
– Вы не венчались, у вас светский брак… – Инге ткнул сигаретой в пепельницу:
– Это совершенно неважно, господин главный врач. Я люблю Сабину и сделаю все, чтобы она выздоровела…
Он думал о предложении американцев. На Рождество Инге получил телеграмму из посольства США, в Осло. Мистера Эйриксена, с супругой, приглашали на праздничный прием:
– Сабина сшила себе такое платье, что даже у меня челюсть отвисла, как говорит дядя Меир. Все женщины сверкали бриллиантами, но мужчины смотрели только на нее… – Инге никогда не ревновал жену:
– Ерунда все это, – замечал он приятелям, молодым учителям, – я знаю, что Сабина смотрит только на меня. И я смотрю на нее, а больше ни на кого смотреть я не желаю… – девушка, в пурпурном шелке, с обнаженной до поясницы, смуглой спиной, болтала с ахающими посольскими дамами о жизни в горах:
– Ваш муж сам колет дрова, – услышал Инге восторженный голос, – Боже, как это, наверное… – дама, смутившись, оборвала себя. Губы, цвета спелой малины улыбнулись. Сабина заметила:
– Колет дрова и после бани купается в проруби, мадам… – рука посла коснулась плеча Инге:
– Господин Эйриксен, позвольте представить нашего гостя… – гостем оказался неприметный мужчина, в хорошо сшитом смокинге. За стаканом виски и сигарой, в кабинете посла, он передал Инге личное письмо Роберта Оппенгеймера:
– После смерти профессора Эйнштейна он возглавил Институт Перспективных Исследований, в Принстоне… – Инге кивнул, – он надеется, что предложение дальнейшей работы, после защиты вашей диссертации, окажется интересным, мистер Эйриксен… – американец помолчал:
– Вы получите доступ к новейшей вычислительной технике, к полигонам для испытаний… – он повел рукой, – устройств. Вы ученик доктора Кроу, это только добавляет вам веса. Учитывая ваши родственные связи, вас будет курировать мистер Горовиц, из Центрального Разведывательного Управления. Армия не видит препятствий к его назначению… – Инге свернул письмо:
– Насколько я понимаю, мистер Горовиц пока ничего не знает… – собеседник пыхнул сигарой:
– Мы хотели сначала заручиться вашим согласием… – Инге покачал головой:
– Для любого ученого, честь, работать под началом мистера Оппенгеймера, но я, как и покойная доктор Кроу, не занимаюсь военными проектами… – американец его не уговаривал, но оставил карточку, с вашингтонским телефоном:
– Контракт очень хорошо оплачивается, – напомнил себе Инге, – в Америке отличные врачи. Я должен думать не о себе, а о Сабине. Я должен поступать так, как лучше для нее… – ложечка в чашке зазвенела. Неловко поднявшись, Инге поморщился от боли в плече: