Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Она лишила их ценного источника информации, то есть меня… – горько усмехнулся Джон, – она едва не отправила меня на тот свет, сделала из меня жалкого идиота. Кепка бы ей такого не простил… – прервавшись, он осмотрел шрамы на месте ногтей:
– От зубов тоже почти ничего не осталось, – Джон провел языком по черным пенькам во рту, – но для побега это хорошо, я привлеку меньше внимания. Беззубый пьяница, жалкое существо из тех, что поют по электричкам… – он еще не решил, стоит ли ему пробираться в британское посольство. Путь в Москву, на тех самых электричках, занял
– Но на вокзалах мне появляться опасно. После моего побега, с отягчающими обстоятельствами, если можно так сказать, – герцог хищно улыбнулся, – Комитет непременно запечатает город. Надо найти другие пути, но на юг поворачивать бесполезно. Китай больше не похож на страну, где обреталась Марта пятнадцать лет назад. Китайцы меня либо вернут русским, либо сами расстреляют. Ладно, как говорит наша миссис М, я подумаю об этом завтра… – проведя пальцем по заточке, он остался доволен:
– Надо, чтобы в больницу приехал мой лечащий врач, – напомнил себе Джон, – здешние эскулапы без ее разрешения не введут мне лекарства, не поместят в смирительную рубашку. Я ее персональный больной. Пора начинать представление…
Джон спрятал заточку в карман полосатой куртки. Вой перешел в рев, зазвенело пыльное стекло в окне. Вскочив на подоконник, надрывая голос, он затряс облупившиеся рамы.
Звонок из трешки оторвал Светлану Алишеровну от пишущей машинки. По просьбе маэстро Авербаха она составляла справку о восточных травах в составе нового препарата, выписанного музыканту. Кроме экстракта эврикомы, ничего восточного в лекарстве не было, однако Сергей Петрович быстро рассказал коллеге о китайских снадобьях.
Фальшивый директор института проблем человеческого организма уехал на заседание со здешними работниками Комитета. Москва требовала подробных отчетов о каждой встрече с маэстро. Машину к ним прикрепили одну, администратор закрытой гостиницы обкома партии вызвал для доктора такси.
К приезду Светланы Алишеровны, 880, немного угомонившись, забился в темный угол палаты. Стекло осталось целым, однако половицы усеивала пыль осыпавшейся краски. Бросив взгляд на больного, прикрывавшего голову руками, Светлана Алишеровна строго сказала болтавшемуся в палате санитару:
– Вы его били. Не отпирайтесь, я вижу, что он дрожит… – идиоту, как его называл санитар, действительно досталось от прибежавшего в палату персонала. Санитар подумал, что сумасшедшему могли сломать пару ребер или отбить почки:
– Пока этого не заметно, то есть, станет заметно, если появится кровь в моче, но лицо его никак не скроешь… – глаз идиота расцвел свежим синяком, он лишился нескольких осколков зубов:
– Он упал и поранился, – угрюмо отозвался санитар, – мы его и пальцем не трогали, товарищ доктор… – Светлана Алишеровна могла разоблачить лгуна, однако у нее были дела важнее. Через три дня ей предстояло показать 880 на конференции в зале заседаний местного медицинского института:
– Сначала надо его привести в порядок, – вздохнула врач, – синяки и ссадины можно объяснить падением, однако мне он нужен покорным, а не буйным… – эпизод агрессии
– Можно сослаться на изменение привычного распорядка дня, на стресс, как говорит Давид… – врач нахмурила темные, ухоженные брови:
– Но если это так, то получается, что синдром лобных долей мозга не всегда приводит к полному разрушению личности. 880 проявил агрессию из-за беспокойства. У него могли остаться эмоции, воспоминания… – она не могла превращать пациента в куклу, посадив его на сильные лекарства:
– Овощей коллеги видели достаточно… – она аккуратно протянула руку к пациенту, – ценность 880 в том, что он никогда не получал успокоительных препаратов. У него чистое течение болезни, на такой стадии это редкость… – Светлана Алишеровна заметила подергивание изуродованных пальцев больного. Подбитый глаз косил в сторону санитара:
– Он явно выходит из ступора, – решила девушка, – неужели операция возымела свое? Пересаженные лобные доли прижились, он начинает оправляться? Вмешательство было экспериментальным, о нем не напишешь статью… – Светлана Алишеровна повернулась к санитару:
– Вы делали с ним что-то еще, – обвиняющим голосом заявила она, – пациент очень напуган… – медработник буркнул:
– Помыл из шланга. Не сидеть же ему в дерьме по уши… – пациент боялся струи воды и не хотел стягивать испачканные штаны:
– Пришлось отвесить ему несколько затрещин, повалить на пол и помыть силой, – вспомнил санитар, – но так требует инструкция… – Светлана Алишеровна поджала губы:
– Он привык к ванне. Шланг его вывел из себя, вызвал агрессию… – санитар отозвался:
– У нас ванна только раз в неделю, согласно распоряжению товарища главного врача… – девушка решила попробовать гипноз:
– Даже Давид в него поверил. Он сказал, что видел впечатляющие результаты. У меня хорошо получалось с другими пациентами… – по общему мнению врачей, у 880 гипнотизировать было нечего, однако Светлана Алишеровна хотела вернуть пациента к привычному состоянию:
– Если гипноз и не поможет, – решила она, – то он и не помешает. Я все занесу в историю его болезни. Если он прореагирует на гипноз, значит, личность начала проявляться после распада сознания… – стянув с шеи подарок мужа, золотой кулон на цепочке, Светлана Алишеровна велела санитару: «Оставьте нас одних». Она не могла рисковать приступами страха или агрессии.
Щелкнул замок в двери, кулон закачался. Присев, она заговорила мягким голосом:
– Милый, не бойтесь. Вы в безопасном месте, светит теплое солнце, рядом ваши друзья…
Она даже не поняла, как больной ухитрился рвануть цепочку. Золотые звенья хлестнули по лицу девушки. Светлана Алишеровна увидела стальной отсвет в прозрачной голубизне единственного глаза 880. Что-то острое воткнулось ей в шею, врач жалобно захрипела. Струя алой крови ударила в стену, капли долетели до пыльного стекла. Повалившись на пол, она забила ногами в туфлях на высоком каблуке. Запахло мочой, затрещал тонкий шелк блузки. Разрывая ей рот, Джон воткнул туда комок ткани: