Вендетта по-русски
Шрифт:
— Пойдем, Костя, поговорим.
— Один на один? — уточнил я.
— Само собой, — Кожухов показал на неприметную дверь за стойкой бара. — Туда пойдем.
— А мне-то что делать? — подал голос Сыч. — Держать его на мушке или нет?
— Я сам буду его держать на мушке, — зло проговорил Кожухов, вырвал у Сыча пистолет и показал дулом на дверь. — Туда, Константин.
— Как скажешь, — миролюбиво отозвался я. А ноги у меня были как ватные.
Я, конечно, знал, что мир тесен, но не до такой же степени. Гоша, которому Паша Леонов лихо
Да еще этот взрыв в офисе Хромого… Глядя на то, как перемигиваются Кожухов и Гоша, у меня возникло сильное подозрение, что я, сам того не желая, попал в точку — и сейчас сидел лицом к лицу с организатором взрыва. Я угадал, но эта догадливость могла мне выйти боком.
— Откуда знаешь про взрыв? — притворно-лениво проговорил Кожухов, поглаживая рукоять пистолета. — Кто тебе рассказал?
— Никто, — развел я руками. — Никто мне ничего не рассказывал. Просто заезжал вчера к Гиви, посмотрел, как он переживает, как виновных ищет…
— Это Гоша, — нехотя буркнул Кожухов. — Гоша, придурок. Взял молодого пацана к нам, решил его проверить в деле… Проверил. Говоришь, взяли его пацаны Хромого?
— Угу, — подтвердил я. — Вчера же и взяли. Но он молчит. Если бы он раскололся, то вы бы тут пиво не распивали.
— Согласен, — кивнул Кожухов. — Он-то не раскололся, а вот если ты сейчас побежишь Гиви стучать…
— Зачем было говорить, что это Гошиных рук дело? — удивился я. — За язык-то никто тебя не тянул, Вася.
— Так ведь ты здесь не из-за Гиви и не из-за взрыва, — сказал Кожухов.
— А зачем ты здесь? Что-то тебе здесь нужно, раз ты сюда сунулся. Гоша и другие парни за дверью, у них очень хорошая память, они очень хотят крови, но ты все равно сюда полез. Зачем?
Мало того, что я оказался специалистом по мгновенному раскрытию загадочных взрывов, я еще и стал в глазах Кожухова героем-камикадзе. Я не стал его разочаровывать и объяснять, что я понятия не имел о нахождении в «Золотой антилопе» Гоши и прочих своих знакомых. Не очень хороших знакомых.
Кожухов выжидающе смотрел на меня, продолжая вертеть пистолет в руках, но какие бы траектории ни выписывал «ТТ», его ствол был непременно направлен в мою сторону. Я медленно опустил руку в карман плаща — пистолет перестал вертеться — и вытащил свою визитную карточку. Потом положил ее на стол перед Кожуховым.
— И что с того? — спросил Кожухов. — Это не ответ.
— Ответ в том, что я по поручению Ольги Петровны Орловой расследую смерть ее мужа, Павла Александровича Леонова.
— Паша умер? — без особого удивления произнес Кожухов. — Давно?
— Дней десять назад.
— И что там можно расследовать в его смерти? Как он умер?
— Его сбило машиной.
— Если он продолжал пить так же, как вовремя нашей последней встречи, то такая его смерть, совсем неудивительна и закономерна. Рано или поздно это должно было случиться.
— Возможно, — сказал я. — А как насчет Стаса Калягина?
— Всякое случается, — пожал плечами Кожухов. — Не повезло Стасу.
— У Леонова было другое объяснение…
— Я помню, — сдержанно произнес Кожухов.
— Он
И вас, Вася.
— Что это ты мне «выкаешь»? — как бы обиженно спросил Кожухов, уходя от ответа.
— Павел рассказывал вам о своих подозрениях, — продолжил я, не обращая внимания на слова Кожухова. — Что вы ему сказали?
— Чтобы не занимался ерундой и чтобы бросил пить.
— Хорошие пожелания. Ерундой вы назвали его версию смерти Калягина?
— Естественно.
— Теперь Леонов тоже мертв. Вас это не наводит на мысль, что версия Павла вовсе не бред и что…
— Нет, не наводит, — перебил меня Кожухов. — Слушай, ты, сыщик хренов, я кое-что понимаю в этих делах, я знаю, как ФСБ может убирать ненужных людей. Стас — это не их рук дело, слишком уж грязно: убили вместе с женой, устроили пожар, да еще убивали чуть ли не табуретом по голове… Это не наш… то есть не их стиль. Вот Паша — это более похоже. Сбить машиной — это куда еще ни шло. Но Паша сильно закладывал, понимаешь? Он сам запросто мог под «КамАЗ» влететь! Безо всякого ФСБ!
— То есть вы не думаете, что можете стать следующим? — намеренно равнодушно спросил я, перебивая кожуховские выкрики. Он замолчал.
— Я думаю о смерти каждый день, — сказал Кожухов некоторое время спустя. — Когда ложусь в постель, я думаю: «Ну вот, еще один день прошел, а я все еще жив». У меня достаточно врагов и без ФСБ. Про Гиви ты сам знаешь, ну и вообще… Человек человеку волк, это стопроцентная истина. Если я кого-то не сожру, сожрут меня. Так вот и живу. И стану я следующим, не стану… Я больше боюсь умереть одиноким стариком в своей постели, когда ты, мертвый, лежишь еще несколько дней, прежде чем тебя найдут. По запаху. Вот этого я боюсь.
— А Николай Николаевич? — снова спросил я. — Как насчет него?
— Эта сволочь умел запугивать людей, — медленно проговорил Кожухов, глядя в стол. — Он много чего умел такого… Особенного.
— Его вы не боитесь?
— Я его уже боялся. Первые месяцы после того, как… После той операции, — слово «операция» Кожухов произнес с явной брезгливостью, словно говорил о чем-то фальшивом, прикрывающем яркой оболочкой гнилую сущность. — Тогда я боялся. А потом я узнал. И перестал бояться.
— Что узнали? — не понял я.
— Он умер, — просто сказал Кожухов. — Понимаешь? Он давно умер. Его послали в Чечню летом девяносто шестого года. И он попался под руку чеченцам. Я был очень этим доволен, когда узнал. Хотя чеченцев ненавижу. Вот так, — он криво усмехнулся. — А ты хотел меня напутать, да? Не было ли вестей от Николая Николаевича… Нет, не было. И не будет. Он сдох.
Я тупо смотрел перед собой. Если Николай Николаевич умер в девяносто шестом году, то кто же тогда может быть заинтересован в убийствах людей, которые с ним работали? Кто? Получалось, что никто. И тогда Стас Калягин вместе с женой были убиты ворами, а Павел Леонов попал спьяну под машину. А я занимаюсь пустым и бессмысленным делом. Хотя… Хотя оставался Юра Леонов.