Венец на двоих
Шрифт:
Тера прекрасно знала большинство необходимых церемоний, но раньше если и участвовала в них, то не в полной мере. От придворного мага не требовалось никаких особенных действий, да и к костюмам девицы Морн никто особенно не приглядывался. Зато теперь она стала не просто одним из элементов придворной жизни, а своеобразным «лицом» Эрнодара, и за нее манерой одеваться, говорить, вздыхать, ходить и вообще вести себя будут пристальнейшим образом наблюдать не только внутри государства, но и за его пределами.
…Интересно, осмелится ли Айес потребовать что-то сделать с магами, учитывая, что теперь на эрнодарском троне сидит чародейка? И попросит ли традиционных
— Доброго здоровья вашему величеству и ее величеству! — заскрипел, едва оказавшись напротив Дорнана, высоченный, худой и чрезвычайно мрачный посол. — Государь Равианы счастлив, что может с моей помощью приветствовать собрата своего из Эрнодара!
— Мы с супругой также желаем собрату нашему здравствовать и править своей страной долгие годы, — вежливо ответил Дорнан. — Господин Айес, я рад приветствовать также и тебя и надеюсь, что наше союзничество будет не менее плодотворно, нежели твой государь находил его с Майритом ан’Койром.
Мейгона ощутимо перекосило, и Ильтера с трудом сдержала смешок. Его величество милостью небес король Эрнодара с первых же слов ясно дал понять, что не собирается кардинально менять политику своего отца, с помощью пограничных Домов постепенно отжимавшего равианцев все дальше и дальше от спорных территорий. Помимо «принципиального» месторождения, вопрос состоял и в другом. На границе в традициях рожать много детей, не то что в столице. Дома там многочисленны, хотя зачастую и не имеют большого влияния при дворе. Их дело — война и обеспечение безопасности государства, а дело короля — предоставить им побольше земли для детей, зятьев и племянников. Майрит весьма успешно проводил такую политику в течение многих лет, и Дорнан совершенно прав, что не собирается ничего менять в этой области. Сколько бы равианцы ни слали поздравлений и пожеланий доброго здоровья и счастливого многолетнего правления, они не преминут оттяпать драгоценный кусок чужой территории, на которой и так неспокойно.
Айес вздохнул и заговорил, и королева, пару секунд послушав, с чистой совестью задумалась о своем. Мейгон был большим мастером слова и мог болтать часами (Ильтера подозревала, что именно ему остальные послы обязаны свежей традицией не предоставлять гостям стульев на официальных церемониях: Майрит, наверное, надеялся, что стоя равианец будет говорить поменьше, но она не была уверена, что это сработало). С первой же фразы о том, насколько древние традиции союзничества связывают их государства, чародейка поняла, что парой часов, как они с Дорнаном надеялись, представление послов не обойдется.
Неизвестно, знал ли Айес о том, что случилось ночью во дворце (у Теры теперь не было возможности оказаться в курсе столичных слухов), но по тому, что почетный караул гвардейцев возглавлял не Коттар Лонк, а доселе почти никому не известный Мортон Дигс, щеголявший свежими капитанскими нашивками, можно было догадаться, что не все в порядке. Скосив глаза, Ильтера увидела бывшего сержанта, неожиданно получившего высокое и почетное назначение, во главе усиленной стражи, которую он счел необходимым предоставить королю. Дигс выглядел так, словно до сих
Тера посмотрела на своего мужа, молча слушающего речи равианского посла. Она и не ожидала, что Дорнан так хорошо разбирается в людях. Учитывая, как его милая подруга Даллара докучала Майриту и как он сам заочно ненавидел некую незнакомую девицу Морн, чародейка не могла рассчитывать, что в этом деле король проявит такую сноровку. Если бы у нее спросили, кого можно поставить на место Коттара Лонка, она бы, не задумываясь, назвала имя сержанта Дигса — безупречно преданного и фанатично исполнительного человека, который действительно готов будет отдать за правителя собственную жизнь, если это потребуется, однако не полезет на рожон и трижды просчитает все опасные ситуации, в полной мере выполняя свои обязанности. Нечего и сомневаться, что при нем королевская гвардия будет ходить по струнке! Не то чтобы он действительно мог заменить старого начальника охраны, однако это был единственно верный выбор из имеющихся…
Коттара вообще никто и никогда не заменит. Ильтера почувствовала, как к глазам подступают слезы, и сделала несколько глубоких вдохов — не хватает еще зарыдать прямо в тронном зале! Она слишком устала и вымоталась за ночь, чтобы, когда Дорнан вынул Лонка из петли, сразу осознать потерю. А потом Тера запретила себе чувствовать, отключила эмоции и стала рассуждать — это было необходимо, поскольку, кажется, во дворце кто-то начал играть и против короля, и против королевы, при этом не заботясь о том, сколько людей погибнет, пока удастся сладить с этой живучей парочкой. Упасть рядом с мертвецом и забиться в истерике, трагически заламывая руки, она всегда успеет. В комнатах стражи не должно было показаться, что новобрачная чета правителей растеряна не меньше прочих — им с Дорнаном приходилось сдерживать себя, хотя Тера не сомневалась, что он переживает так же, как и она.
Вернувшись в королевские апартаменты, она послала вызовы нескольким знакомым лекарям и Джесале Блареру с просьбой отправить во дворец жрецов. Потом на всякий случай известила жриц Элерры, Кверион и Манниари — к стыду своему, она не имела ни малейшего понятия, кого из эрнодарского пантеона больше почитал Коттар Лонк, поэтому решила, что на его погребении нужно будет почтить всех четверых: и Отца — Небо, и трех его дочерей. Через некоторое время Мортон Дигс прислал гвардейца с известием, что трое лекарей констатировали смерть бывшего начальника королевской охраны от прекращения дыхания (как будто и так невозможно понять, по какой причине умер Лонк!), жрецы Отца — Неба забрали тело, чтобы подготовить его к погребению, а жрицы остались помолиться вместе со стражей.
— Родственников у Коттара нет, — сглотнув, произнес Дорнан, отводя глаза. — Хоронить его придется нам.
Ильтера согласно кивнула, чувствуя, как к горлу подкатил комок. Только после того, как лекари объявили о смерти, а жрецы забрали то, что осталось от Коттара Лонка, она неожиданно осознала необратимость происходящего. Даже смерть Майрита не накрыла ее так резко — сорок дней поддерживая жизнь в его обожженном страдающем теле, Тера знала, что не сможет долго сражаться с голосами предков, уже зовущих короля ан’Койра присоединиться к ним за пиршественным столом Отца — Неба. Когда он ушел, она страдала, но не испытала потрясения. Что же касалось Коттара, то тут все было наоборот…