Венец судьбы

Хатчинс Амелия

— Ты не одна.

— На самом деле, одна, но это ничего. Я научилась принимать это много лет назад. Мои демоны приходят, но они не остаются надолго. Самое страшное, иногда я скучаю по ним.

Глава 12

Что-то коснулось меня во сне. Я завопила, и крик эхом разнёсся по комнате. Двери распахнулись, и я сильно затряслась, закричав ещё больше. Кошмар цеплялся за меня, повторяясь в сознании, и меня рвали на части, пока Малахия наблюдал из тени. Он вперил в меня взгляд голубых глаз, наслаждаясь болью и питаясь эмоциями. В течение пяти лет я цеплялась за воспоминания как за спасательный круг, пока Благие пытали меня, а смерть не приходила. Аккуратными пальцами кто-то гладил мою плоть, сдерживая боль, пока монстры дёргали за сухожилия и нервы. В момент, когда Малахия отпустил руку, вся боль обрушилась бы на меня. Ему это нравилось. Я молила о пощаде, умоляла, чтобы меня убили, просто

чтобы избежать их действий, и в конце каждой ночи я получала сладкий вкус смерти.

— Ты в порядке, — сказал Райдер, забираясь в мою кровать и притягивая к себе, пока я пыталась сдержать дрожь. Стены затрещали, и замок слегка затрясся. — Боги, Синтия, дыши, — взмолился он, гладя меня по волосам, затем коснулся лба, осыпая нежными поцелуями лицо, по которому текли слёзы.

— Отпусти меня, — прошептала я сквозь рыдания, которые подступили к горлу, когда попыталась отстраниться, только чтобы Райдер обнял меня крепче.

— Нет, — прорычал он. — Ты не одна. Я рядом.

— Райдер… — взмолилась я, борясь с болью в груди, и желудок сильно сжался.

— Мне всё равно, даже если ты обрушишь грёбаный замок мне на голову, женщина. Ты больше не одна. Я держу тебя.

— Ты чертовски упрямый и тупоголовый, Фейри!

— Знаю, — согласился он.

— Ненавижу тебя!

— Знаю, — прошептал он немного тише.

— Я ненавижу то, что ненавижу тебя, — призналась я.

— Не возражаю.

— Боже, ты так бесишь.

— С этим я могу жить.

— Ложись, лошадиная задница.

Он отпустил меня и лёг рядом, пока я изучала его. Как только он откинулся на подушки, я отвернулась, придвинувшись, чтобы почувствовать тепло его тела, фактически не прикасаясь. Двери закрылись, и охранники, молчаливые часовые, вышли. Я прерывисто выдохнула, и Райдер мягко положил руку мне на бедро, тихо придвигаясь. Я притворилась, что не заметила.

— Поговори со мной, — умолял он, скользя пальцами по мне.

— О чём?

— Что тебе снилось? — спросил он.

— Нет.

— Ты не можешь держать всё внутри, Синтия.

— Как долго ты уже Бог?

— С тех пор, как мне исполнилось триста семьдесят два года, — признался он, что меня удивило.

— Как ты им стал?

— Я вошёл в храм и обнаружил, что на алтаре стоит флакон с синей жидкостью. Проверил, один ли я в храме, приблизился к алтарю и изучил флакон, чувствуя огромную силу, исходящую от него. Я знал, что его оставили не мне, но не мог устоять перед возможностью овладеть силой, которая могла бы освободить мою семью от власти Алазандера. Думаю, Дану намеревалась создать тебя с его помощью, но я предотвратил это, выпив жидкость. А через несколько дней проснулся изменившимся. Сначала были мелочи, маленькие незначительные изменения, предупреждающие о том, кем становлюсь. Я скрывал силу, которую получал, от всех, даже от братьев. В день, когда убил Алазандера, я использовал эту скрытую силу, смешанную с яростью и страхом. Позже, когда зверь вошёл в меня или проснулся — что бы ни делал, когда выбирал из наследников следующего короля, — я силой контролировать его, убеждаясь, что не закончу, как отец. Думаю, именно так я держался, чтобы не сойти с ума. А теперь, прошу, расскажи мне о кошмаре?

Я вздохнула, понимая, что Райдер не отстанет, пока мы не поговорим о сне.

— На протяжении пяти лет они разрывали меня на части. Я отказалась отдавать Малахии воспоминания. Поэтому меня вскрывали и отрывали мясо от костей. Они обнажали нервы, а он держал меня за руку, будто утешал. Затем отпускал, и вся боль обрушивалась разом. Елисей сказал, что он — абсолютная власть и первый благой принц, рождённый их матерью и Обероном. По прошествии пяти лет я потеряла надежду, и больше не могла. Я не могла умереть, и каждое утро просыпалась целой, а они снова разрывали меня на части. Я не чувствовала, как они отрезали конечности, или повреждений, которые нанесли, пока Малахия не отпускал мою руку. Думаю, именно ради того, чтобы боль ушла, я хотела их. Лишь Малахия мог обеспечить утешение, но в ответ на воспоминания, к которым я могла получить доступ во время боли. — Я почувствовала, как Райдер наблюдает за мной, и повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Сначала Малахия просил незначительные воспоминания, питаясь ими, и я рассказывал ему о своей жизни. Сразу после этого он меня убил, и я очнулась без воспоминаний. Я потянулась к ним, чтобы выжить, но их больше не было. Я ежедневно проходила через ту же пытку, борясь, чтобы удержать воспоминания о тебе. Но с каждым разом становилось всё хуже. Он выучил то, что ранило меня больше всего, и использовал это. Поэтому, я давала всё больше, пока ничего не осталось. По какой-то причине он оставил мне воспоминания о Гильдии. Не думаю, что внешний мир его сильно интересовал. Мы проходили через одну и ту же рутину каждый день, пока однажды утром ты и весь мир просто не исчезли. Я понимала, что скучаю по чему-то и кому-то. Малахия сказал, что я потеряла кое-что, и он вернёт, если я сделаю то, чего

обещала никогда не делать. Дело в том, что я не знала, что именно и почему меня должно волновать обещание, которое я дала безликому существу. До тех пор, пока не стала жертвой его монстров, и видела лишь твоё лицо. Тогда поняла, что скучала по тебе. Он превратил Благого в тебя, чтобы тот узнал, на что похожи эмоции, когда речь идёт о любви. Ночь за ночью я была с монстрами, потому что они были тобой. Какая бы часть моей души ни осталась, она узнала тебя. Прошло двадцать лет, и он перестал притворяться кем-то, а просто был собой — пытал меня, чтобы узнать больше, но перестал унимать боль, и вот тогда я изменилась. Я начала использовать свои трупы и трупы других существ, которых убила, чтобы построить лестницу для побега, но только тогда, когда он позволил мне убежать, потому что ему нравилось преследовать меня. Он наслаждался охотой. Однажды ночью я трахала его монстров и дала ему всё, что он хотел — или то, как я предполагала, он хотел. Меня больше не заботило то, что произошло, потому что это был бесконечный цикл, из которого я не могла вырваться. Он оставил меня терпеть боль с одним из монстров, поэтому я наклонилась, пока трахала Благого, и разорвала ему горло, убив. Я сбежала той ночью, стёрла руны со стен тюрьмы и выбралась из клетки, используя кости в качестве лестницы. Когда я добралась до вершины, Малахия был там, наблюдая за мной из тени. Он знал, что именно я освобожу его. Я освободила их всех, хотя считала, что убила. Но нельзя быть убитым в тюрьме Благих. Я думала, что выжила благодаря бессмертию. И свихнулась, когда сбежала, разорванная на части и частично выпотрошенная. Хотя я не знаю, покидала ли когда-нибудь эту клетку. Я думаю, что какая-то часть меня осталась там, а её заменила другая. Знаю, что, когда вылезала из этой дыры, не была собой. Было лишь тело — пустая оболочка, которая искала то, чего ей не хватало.

— Ты пыталась вырвать сердце мне и Ашеру. Ты чуть не убила бога, Питомец. Ты бы без труда закончила хренову войну. Если бы я кое-что не сказал…

— Я бы трахнула всех, а потом убила. И ненавидела себя больше, чем сейчас.

— Ненавидеть за что? За то, что выжила? Ты не должна ненавидеть себя. Ты не виновата, и я не держу на тебя зла. Я так же виноват в том, что случилось. Не говоря уже о том, что из-за меня тебя и создали. Я заставил твою мать создать тебя, Синтия. Я вечность планировал забрать этот мир у богов. Монстры в этих клетках, ну, они старше мира.

— Я делала то, чем не горжусь, Райдер. Я умоляла их убить меня. Думал, что Благие доставляют удовольствие, и умоляла об этом. Я даже не помню половины того, что произошло за первые пять лет. Не знаю, сколько Благих использовали меня или что сделали, когда я молила. Они Благие в клетке, которая должна была их обессилить, и всё же они превратили меня в мою приёмную мать. Я лежала на том полу, умоляя сделать мне больно, так же, как это делала она до того, как Фейри отдали ей приказ убивать любого, кто войдёт в комнату. Малахия был силён, а я слаба. Там я была почти человеком, как ты и сказал. Так как вышло, чёрт возьми, что у них были силы, а у меня нет?

— Потому что Оберон жил тысячи лет назад, Синтия, — мягко объяснил он, касаясь моей щеки, чтобы убрать выбившиеся волосы, которые прилипли к моему лицу от беззвучных слёз. — Он жил, когда были созданы первые существа, те, что в храме. По слухам, он был среди жертв, которых я показывал тебе, когда делал предложение. Предания гласят, что он создал пару с одной из первых, созданных женщин-Фейри. Я предполагаю, что он женился на Благой королеве, и у них родился сын. Если он — их ребёнок, то был там более десяти тысяч лет. Ашер сказал, что им потребовалась почти тысяча лет, научиться владеть силой. У Малахии было девять тысяч лет, чтобы отточить мастерство. Им потребовалась тысячи лет, чтобы получить силы, и ослабить тюрьму, прежде чем смогли сбежать. Тебе же всего двадцать, чтобы понять, как сбежать. Ты — моя жена, а не какое-то бесчувственное существо. Ты — моя крутая жена, которую невозможно сдержать.

— Почему ты не кричишь на меня? Я делала нечто ужасное. Было бы намного проще, осуди ты меня, и мы начали жить дальше.

— Нет, тебе было бы легче ненавидеть меня, осуждай я твои действия Ты поступила так не из злобы или неверности. А чтобы выжить и напомнить себе, что нужно вернуться ко мне. Ты вернулась, Синтия. Вернулась домой, даже не зная, что это твой дом. Так не поступил бы монстр. Вот что такое любовь, верно? Она бесконечная и всепоглощающая. Однажды я потерял тебя и снова почувствовал ту боль, когда смотрел на труп, лежащий на дне той ямы. Я был готов отпустить тебя, потому что ты была жива. Я люблю тебя так, чтобы смириться с фактом твоего возвращения, но потом Лукьян попросил об одолжении. Он заставил Танатоса выследить монстров Малахии в том туннеле, и разорвал их всех на части. Он взял то, что они украли у тебя, и вернул обратно. А потом Синтия, Наёмница, оседлала мой член, намереваясь убить меня, и я ещё больше влюбился, хотя ты и повторяла… причём много, ругательств подростков.