Венецианский эликсир
Шрифт:
И ни один предмет не был ввезен с нарушениями.
Глухие катакомбы Бенксайда внезапно озаряются божественным светом полной луны, словно бы приветствующей возвращение достойнейшего из своих сыновей. Поздно ночью мужчины приподнимают шляпы, а женщины приседают в реверансе, когда его экипаж проносится мимо.
Лошадь лавирует в узких улочках. Валентин окидывает самодовольным взглядом свои владения. То, что он тайком провозит сюда, а потом распространяет с доходом, сделало из Бенксайда то, чем он является сегодня. Все пабы продают незаконную выпивку, которой их снабжает он. Каждый местный чиновник если напрямую не подкуплен Валентином, то непременно благоволит ему взамен на скидки на определенные товары. Ни одна мать не рожает ребенка, не отведав сначала
Шарлатаны, обретающиеся на службе Валентина Грейтрейкса, процветают, пользуясь доверчивостью городского люда. Подобные милые эликсиры, такие сладкие и приятные на вкус, помогают простакам расставаться с деньгами. И если их наркотические или очистительные качества иногда разрушительно действуют на пациентов, всегда можно заявить, что пациент принял недостаточное количество препарата. Мужчина, принявший тридцать чудо-таблеток, был бы спасен, если бы проглотил тридцать первую. Если бы он был смелее, то его жизненная сила не только бы возобновилась, но и усилилась.
Какие же они колоритные, все эти настойки, все «Бальзамы Галаада», «Макассаровы масла», «Одонтоны» и «Непогрешимые декокты». Их этикетки — поэзия улиц, списки их ингредиентов — настоящие стансы. И действительно, они верно служат большинству лондонцев, которых притягивает все невероятное и диковинное. Иногда не врожденный недостаток ума заставляет людей лихорадочно разыскивать эти варева, а особая форма слепоты. Они могут прочесть какую-нибудь газету с цинизмом настоящего француза, но, просматривая рекламный листок очередного шарлатана, они искренне верят каждому слову, написанному на нем, словно у них в руках не жалкая бумажка, а катехизис.
Торговля идет хорошо благодаря одному факту, который стал очевидным для Валентина, когда он еще был юным предпринимателем, тощим, как скелет, и безумным от открывающихся возможностей. Бенксайд, как он знал с детства, прекрасно подходит для подобных дел. Бенксайд — это Мурано [8] Лондона, место, где сосредоточена целая сотня стекольных заводов, производящих прекрасные сосуды для успокаивающих и бодрящих жидкостей, которыми можно свободно торговать в городе, ведь сперва они распространяются между друзьями, и так далее, и так далее.
8
Мурано — один из крупных островов Венецианской лагуны.
Они проезжают мимо лавки булочника. Валентин окриком приветствует круглолицего друга, который уже трудится внутри над рядом полых хлебов, в которые будет запечено то, что нынче интересует таможенную службу. В его кладовых остывают подносы с вышеупомянутыми «Материнскими вафлями», которые прекрасно расходятся пенни за штуку.
Один из шарлатанов, работающих на Валентина, проезжает мимо на телеге, запряженной белым ослом и расписанной фиолетовыми пятнами. Он машет хозяину выбеленной бедренной костью и обеими руками указывает на пустую телегу. Сегодня он продал многие десятки бутылочек со снадобьями, каждое из которых было обогащено бренди из бочонков, покрытых плесенью Ромни-марш. [9] Валентин хмурится, и шарлатан склоняет голову. Слишком поздно он вспомнил, как подействовал его фирменный лосьон на чувствительную спину патрона. Несмотря на использование капустного листа, едкая мазь вызвала сыпь, которая до сих пор беспокоит прачек, стирающих тонкие сорочки Валентина Грейтрейкса. Когда он замечает шарлатана, ставшего причиной его неудобств, нежная кожа на спине
9
Ромни-марш — болотистые угодья в Кенте и Восточном Суссексе.
«Предотвращает воспаления, набухания и нагноения. Вульнерия, как известно, всегда помогает в течение нескольких дней».
Ночные бабочки все еще выступают по мостовой. Их фигуры и лица знакомы Валентину, поскольку он часто посылает едва одетых проституток на прогулку через Ла-Манш, чтобы они возвращались закутанными в кружева, ведь одежда, находящаяся на теле, не подлежит обложению пошлиной. Более того, он очень любит медленно снимать с них кружевные оковы, когда они к нему приходят, влажные от коньяка и такие сочные. Те, что посмышленее, идут в помощники к шарлатанам. Они играют умирающих, которые чудесным образом излечиваются после принятия очередного волшебного зелья.
Теперь экипаж въезжает на склад на Стоуни-стрит, и двое неизменно бодрствующих подручных, заметив приближение хозяина через глазок, распахивают незаметные ворота и закрывают их, как только экипаж въезжает внутрь.
Валентин выбирается из экипажа и спешит по ступенькам в кабинет, где его помощник Диззом, склонившись над очагом, обжигает кусок веревки, которую позже продадут гинея за штуку как удавку заплечных дел мастера, ведь известно, что она эффективно помогает при болях в ушах. За ним на полке дьявольски поблескивает целый ряд бутылок. Тепло от огня приводит жидкость внутри них в движение, потому трупики различных существ, заспиртованные в них, начинают исполнять медленный балет. Эксперименты Диззома по созданию бальзамирующих жидкостей неожиданно пригодились в одном печальном деле. На этой неделе девять галлонов подобной жидкости было отправлено в Венецию, чтобы уберечь тело Тома от разложения. Его положат в оцинкованный гроб и отправят в Лондон. Валентин хочет поставить этот гроб на Бенксайде, чтобы все друзья смогли прийти и проститься с ним.
— Что нового? — весело спрашивает Валентин. Со времени гибели Тома он уже готов ко всему.
Диззом улыбается. Из-за любви проверять действие собственных препаратов на себе и последующего общения с зубными шарлатанами у него во рту остались только золотые зубы да деревянные пни.
Радуясь приезду хозяина, Диззом забывает о том, чем занят. Часть веревки загорается, источая тяжелый аромат дегтя. Он тут же макает веревку в кувшин с жидкостью, которая начинает шипеть и булькать. Несколько капель попадают на лоб Диззома, на который надвинут грубый розоватый парик, насквозь пропитанный жиром, застывшим в различных причудливых формах. Его ладони покрыты нежной розовой кожей, но тыльная их сторона заскорузла и густо заросла седыми волосками вплоть до второго сустава каждого пальца. У Диззома давно вошло в привычку стоять, повернув ладони к собеседнику. Когда ему приходится что-то делать ими, он отворачивается от возможных свидетелей и так быстро принимается за дело, что со стороны ладони становятся похожи на расплывчатые кляксы.
Валентин делает шаг навстречу ему и кладет ладонь на плечо слуги.
— Чем я могу вам помочь, дорогой мой? — ласково спрашивает Диззом. — Я вижу, вы что-то замыслили.
Он кладет веревку на стол и поднимается, глядя в глаза хозяину.
— Ну, ты прав. Речь идет об одной женщине, — немного застенчиво отвечает Валентин. Диззом мягко усмехается, открывая целую батарею пустых коронок на месте задних зубов, куда, если возникнет нужда, можно спрятать рубин, или изумруд, или даже пузырек с ядом либо снотворным.
Валентину необходимо что-то среднее между двумя последними зельями.
Противочахоточный декокт
Берем пригоршню сушеных цветов нивяника обыкновенного; сухие раковины улиток, три штуки; засахаренный корень синеголовника, пол-унции; перловую крупу, три драхмы; варим в вешней воде, которой набираем полторы пинты, и ждем, пока не останется одна пинта; процеживаем.
Успокаивает соляные частицы крови, замедляет ток крови.