Венецианский эликсир
Шрифт:
Спустя несколько секунд на мольберте появляется лист бумаги, на котором она делает набросок углем. Она быстро покрывает листок «переводом» прочитанного текста, добавляя различные детали. Ее рука, словно колибри, парит над мольбертом. Она просит его прочесть описание снова. Ей трудно понять некоторые слова, и ему приходится их растолковать.
Глядя, как на бумаге появляется голова итальянца, Валентин понимает, что теперь тому от него не уйти. Ему так и хочется схватить портрет и отдать его братьям-идиотам, чтобы они пошли по его следу, словно ищейки. Нет, они все испортят.
Он знает, что нравится ей. Это заставляет его смущаться. Он слишком высокого мнения о ней, чтобы полагать, что она удовлетворится денежным вознаграждением. Ему придется придумать что-нибудь более необычное, чтобы отблагодарить ее. Она страстно любит все новое.
Он больше не может сдерживаться:
— У меня появилась идея. Я полагаю, вы храните эскизы всех портретов, которые написали. Вы однажды сказали мне, что написали портреты всех красавиц города, приходящих к вам, пока они еще хороши для того, чтобы запечатлеть красоту на холсте.
Она кивает и улыбается. Валентин не понимает почему, однако он только что произнес всю тираду, ни разу не закашляв.
Он спрашивает:
— И богатых, и бедных?
— И знатных, и простолюдинок. Богачи приезжают, чтобы добавить еще одно милое личико в коллекцию семейных портретов. Бедные девушки, бывает, становятся любовницами богачей, которые тоже хотят обессмертить тот факт, что однажды они были достаточно богаты, чтобы делить постель с таким милым созданием. Еще один способ вложения денег.
— Так вы храните эскизы?
Она кивает. Она понимает, что ему нужно.
— Мы можем… проглядеть их?
— Вы представляете себе, сколько я написала портретов? К тому же я храню здесь эскизы моего старого учителя Антонио, он раньше был самым знаменитым художником Венеции. То есть до меня. Его эскизы — ценный материал, который я иногда использую, когда не могу хорошо передать лицо.
— Я не спешу.
— Хорошо, — улыбается она. — Если она там есть, мы ее найдем.
Она зажигает ряд свечей и ставит их на стол, потом распахивает окно, чтобы наблюдать за морем, которое начало сильно шуметь.
— Будет прилив, — говорит она. — У вас есть какие-нибудь неотложные дела?
Валентин качает головой. Смергетто всегда знает, где он находится. Он подходит к подоконнику и глядит на воду, которая постепенно покрывает нижние ярусы дворца. Он понимает, что это несерьезно, но ему, как и любому приезжему, присуща непостижимая любовь к высокой воде. Его завораживает ее вид, когда она лижет фундаменты зданий и выплескивается на площади. Когда ему говорят, что поднимается вода, он представляет, как волны, подобно рукам, протягиваются и хватают сушу. Миллион маленьких рук, жадно цепляющихся за землю. Когда начинается отлив, Валентин всегда немного грустит.
Сесилия Корнаро подходит к огромному шкафу и распахивает двойные дверцы. Там все пространство занято плотно уложенными листами бумаги, заключенными
— Значит, здесь все люди, чьи портреты вы написали? Вы и Антонио?
Она смеется:
— Нет, здесь только некоторые женщины.
Она подходит к другому шкафу и распахивает его дверцы.
— Здесь еще. И это не все.
Она распахивает четвертый и пятый шкафы, доверху забитые листами.
Валентин морщится. Он и не подозревал, каких масштабов задача стоит перед ними. Он обеспокоен. Что, если смотреть на портреты — это то же самое, что вдыхать запах духов? После четвертого или пятого уже с трудом различаешь разницу.
Сесилия говорит:
— Вы уверены?
Но разве у него есть выбор? Он решил разыскать возлюбленную.
Он садится за стол и подвигает к себе три свечи.
— Как они сложены? — спрашивает он, гадая, можно ли будет сразу же отсеять какие-нибудь. Например, портреты блондинок могут лежать отдельно от портретов брюнеток.
Сесилия не облегчает ему задачу:
— По семействам для аристократок и буржуазии и по именам знатных любовников для куртизанок.
Валентину не нравится последняя категория, он надеется, что ему не придется глазеть на их лица и что Мимосина отыщется не среди них.
— Семейства, — говорит он уверенным голосом. — Давайте начнем по алфавиту.
Так он разглядывает лица богатейших дам Венеции, видит, каких благородных красоток может предложить город. Ему нравится сильный, горделивый облик Чивран и Фланжини, а вот у Мочениго слишком волевой подбородок, Моросини же тяжеловаты, на его вкус. Содерини чертовски безынтересны. К тому времени, когда он добирается до семейства Вендрамин, он уже устал от всех этих глаз, губ и носов и ему становится страшно. Конец списка благородных красавиц уже близок, а он до сих пор не увидел нужного лица. Неужели он ее пропустил? Хуже будет, если она окажется среди куртизанок.
Но, когда он открывает папку с Вениер, его дыхание учащается. В первой же даме он видит легкое сходство с Мимосиной. Поднеся портрет к свече, он видит, что это не она, но какая-то не слишком дальняя родственница. Он берет другой и снова видит знакомые черты в разрезе глаз и форме носа.
Сесилия Корнаро, закончив эскиз убийцы, глядит на него с интересом.
— Нашли что-то?
— Я думаю, она Вениер.
Сесилия Корнаро издает гортанный возглас. Это говорит о том, что она впечатлена. Семейство Вениер является самым знатным в городе.
Валентин внимательно рассматривает каждый портрет. Конечно, возможно, что ее написали очень давно, потому она будет выглядеть иначе. Все эти женщины одинаково изящны, элегантны и прекрасно об этом осведомлены. Все они обладают некоторыми чертами Мимосины, но ни у одной нет ее энергичности и ранимости.
Он спрашивает Сесилию Корнаро:
— Как девушка из такой семьи могла стать актрисой?
Она тоже озадачена.
— Я никогда о подобном не слышала.
Она склоняется над портретами, сопровождая просмотр рассказом о той или иной леди. Одна оказывается любовницей французского посла, а другая любовницей мужа сестры.