Венера (Богини, или Три романа герцогини Асси - 3)

Манн Генрих

– Ну, все хорошо, раз вы сами довольны.

– Мы будем довольны все трое.

– Пока помоги мне уложить вещи или пошли мне служанку.

– Ты опять едешь к морю?

– Я еду в Неаполь, я буду там жить.

– Ты покидаешь меня? Я разгневал тебя - может быть, своей женитьбой?

– Нисколько. Я еще прежде решила это сделать.

Он преклонил одно колено и громко вздохнул.

– Не делай этого. Твой раб просит тебя.

– Это лишнее, встань.

Он вскочил на ноги и вцепился

всеми десятью пальцами в свои лохматые волосы.

– Ты вводишь меня в беду! Ведь я обещал ей, что ты останешься здесь. Иначе она вовсе не взяла бы меня.

– Так я главное условие в вашей сделке? Ну, ничего, вот деньги. Она не выцарапает тебе глаз.

– Ты, может быть, не совсем довольна мной?
– спросил он.

– Я всегда была довольна тобой.

Она вынула из портфеля пачку ассигнаций; его глаза сверкнули. Она наложила ему полные руки.

– Всегда довольна, - повторила она.
– Поэтому ты и получаешь особое вознаграждение.

Она вспомнила, что часто видела его мертвецки пьяным, часто он возвращался с драк израненный и избитый врагами, завидовавшими его счастью, часто бывал тупым, упрямым, настоящим зверем - но никогда он не возмущался против нее. Он видел ее насмешливой, добродушной, страстной, веселой или совершенно чуждой, и всегда он смотрел на нее снизу вверх.

Он тихо вышел, потирая голову. Жене, которая подслушивала, он сказал:

– Она - госпожа, надо быть терпеливыми.

Но женщина бушевала целый день.

Вечером в ее комнату вошел Измаил-Ибн-паша.

– Какое удивительное совпадение, герцогиня, что вы едете в Неаполь.

– Как это?

– На днях - я получил известие - туда приезжает и король Филипп со своим министром.

– Наш Фили?.. С Рущуком, моим придворным жидом?

– Они самые. Кроме того, в Неаполе умер турецкий генеральный консул.

– Что вы говорите! И какой у вас торжественный вид, Измаил-Ибн. В черном сюртуке и лакированных башмаках - вы, старый крестьянин?

– Заметьте еще, что Порта собирается сделать значительный заем и при этом совершенно не сможет обойтись без содействия Рущука.

– И что же это все означает?

– Все это может означать только то, что одного вашего слова, герцогиня, министру Рущуку и заступничества великого финансиста перед оттоманским правительством достаточно, чтобы приговоренный к смертной казни и живущий в изгнании Измаил-Ибн-паша снова попал в милость к султану и был назначен генеральным консулом в Неаполе.

– Был назначен?

– Да, герцогиня, был назначен. И чтобы он получил обратно такую часть своего прежнего имущества, чтобы быть в состоянии прилично содержать своих четырех жен... Я был старым крестьянином и был доволен этим. Но вы видите, все напрасно. Судьба берет нас за руку и вертит кругом. В течение трех лет она позволила мне вести скромную деревенскую

жизнь, теперь она снова обрекает меня свету и его утомительным почестям, Я покоряюсь.

В комнату, переваливаясь, вошла Фатма.

– Я тоже покоряюсь. Если бы мне было суждено это, как охотно я осталась бы здесь! В течение трех лет я почти не покидала этой виллы и своего дивана. Что мне из того, что я буду лежать на диване в мраморном зале? Я принцесса из княжеского дома, здесь, как и там. Не права ли я, прекрасная герцогиня?

– Совершенно.

– Другие жены паши происходят бог знает откуда и должны наряжаться. Я не обращаю на наряды внимания, пока они не приходят сами собой. Теперь у меня скоро будет новая кружевная накидка.

Она замечталась. В комнату впорхнули Эмина и Фарида; они болтали, смеялись и расточали поцелуи.

– Мы взяли бы его с собой!
– вдруг сказали они и, плача, упали друг другу в объятия.

Чарующая фигура умолкшего флейтиста вдруг встала на пороге новых переживаний - и осталась за ним.

Герцогиня открыла дверь; от замочной скважины отпрянула голова крестьянки.

– Вы можете послать в Капую. Пусть мой экипаж и слуги будут завтра утром здесь.

– Госпожа герцогиня не уедет, - тотчас же сказала женщина дерзко-просительным тоном.

– Идите.

– У меня есть письменное обещание, что вы останетесь здесь.

– Орест!
– крикнула герцогиня одному из работников.
– Тотчас же в Капую!

Она пошла в сад. Крестьянка, в ярко-красном платье, бесформенная, изрытая оспой, шла за ней, размахивая руками.

– Вы обещали это, сказал он мне. Если вы уедете и не будете ему больше ничего давать, он больше ничего не стоит. А я могла выйти замуж за богатого старика Орквао! Вы могли бы остаться здесь до самой смерти, с вами обращались бы хорошо. Но вы должны уехать. Почему? Вы не отвечаете? Не хотите говорить со мной? Но вы, верно, сами не знаете этого. Никто не знает этого. Это одна из прихотей дам - этих проклятых дам. Вас нужно убивать!

В боковом саду, среди обширной рощи апельсиновых деревьев, возвышался маленький бельведер; между узкими каменными стенами вилась лестница. Герцогиня быстро поднялась по ней. Крестьянка хотела последовать за ней, но не могла протиснуть своего тучного тела между узкими перилами и долго с плачем призывала всех святых. Затем она снова принялась браниться.

– Вы только и знаете, что обманывать, бессовестные! И стыда у вас нет. Я знаю вас, в Неаполе я нагляделась на вашу жизнь... А ты хуже всех! Ты не слышишь меня? Висит в темноте над стеной, белая, как дух, и притворяется, будто никого не знает. Ничего, я буду кричать, пока ты не услышишь. Разве ты не взяла себе моего мужа и всех остальных? Что умер красавец-мальчик, в этом виновата ты. Каким ты привезла его нам домой? А?