Венера в мехах
Шрифт:
– Я отказалась от мысли искать квартиру в городе, – продолжала Ванда. – Очень трудно найти целый этаж, в котором можно было бы жить уединенно и делать, что вздумается. При таких необычных, фантастических отношениях, как .наши, все условия должны гармонировать. Я найму целую виллу и… погоди, ты будешь поражен. Разрешаю тебе теперь поесть хорошенько и побродить по Флоренции, ознакомиться немножко. Раньше вечера я в гостиницу не вернусь. Когда ты мне понадобишься по моем возвращении, я велю позвать тебя.
Я
Это особый мир, совсем иной, чем тот, в котором мы живем,– веселый, чувственный, смеющийся. И в самой природе нет и тени той серьезности и угрюмости, которыми отличается наша. Далеко-далеко, до самых отдаленных белых вилл, разбросанных по светло-зеленым горам, не видно ни одного пятнышка, которого не озаряло бы солнце самым ярким светом.
И люди не так серьезны, как мы,– быть может, они меньше мыслят, чем мы, но вид у них у всех такой, точно все они счастливы.
Утверждают даже, что южане легче умирают.
Теперь мне кажется, что возможна красота без шипов и чувственные наслаждения без муки.
Ванда нашла прелестную небольшую виллу на одном из чудных холмов на левом берегу реки Арно и наняла ее на зиму. Вилла эта расположена посреди чудесного сада с чудесными густыми аллеями, зелеными полянками и множеством камелий. В ней один только этаж, и выстроена она в итальянском стиле – четырехугольником. Вдоль одного из фасадов тянется открытая галерея, уставленная гипсовыми копиями античных статуй; от этой галереи ведут каменные ступени в сад. Из галереи же другой ход ведет в ванную комнату с великолепным мраморным бассейном, откуда витая лестница ведет в спальню госпожи.
Весь этот этаж занимает Ванда одна.
Мне отведена одна комната пониже лестницы, на уровне земли; она очень хорошенькая, в ней есть даже камин.
Я прошел весь сад вдоль и поперек и на одном круглом холме нашел маленький храм, вход в который оказался запертым. Но я заметил в двери щель, и, когда приник к ней глазом, я увидел на белом пьедестале богиню любви.
По моему телу прошла легкая дрожь. Мне почудилось, что она улыбнулась мне:
– Ты пришел? Я ждала тебя.
Вечер. Хорошенькая маленькая горничная приходит ко мне с приказанием от госпожи – явиться к ней.
Я подымаюсь по шикарной мраморной лестнице, прохожу по приемной, по обширной, обставленной с расточительной роскошью гостиной и стучусь в дверь ее спальни.
Я
Стучусь еще раз. Ванда нетерпеливо распахивает дверь.
– Почему ты так долго?
– Я долго простоял за дверью, ты не слышала моего стука… – говорю я вполголоса.
Она запирает дверь, бросается мне на шею и ведет меня к оттоманке, обитой красным дама, на которой она отдыхала перед моим приходом. Вся обстановка комнаты – обои, гардины, портьеры, полог над кроватью – все из красного дама. Потолок представляет прекрасную картину – Самсона и Далилу.
Ванда принимает меня в головокружительном дезабилье, белый атлас ниспадает легкими живописными складками вдоль ее стройного тела, оставляя обнаженными руки и грудь, мягко и небрежно утопающую в темном волосе широкого зелено-бархатного собольего плаща. Рыжая масса волос, полураспущенных и подхваченных нитками черного жемчуга, ниспадает вдоль спины до самых бедер.
– Венера в мехах… – прошептал я. Она привлекла меня; к себе на грудь, под ее поцелуями у меня захватывало дух. Больше я не произнес ни слова, больше я и не думал ни о чем – все закружилось и потонуло в море неизъяснимого, неимоверного блаженства.
Ванда мягко отстранила меня наконец и оглянулась кругом, опираясь на локоть. Я соскользнул на ковер, к ее ногам,– она привлекла меня к себе, играя моими волосами.
– Любишь ли ты меня еще?.. – спросила она, заглянув мне в глаза отуманенными страстью глазами.
– Люблю ли! – воскликнул я.
– Ты не забыл свою клятву? – продолжала она с очаровательной улыбкой. – Ну вот, теперь, когда все устроено, все готово, я спрашиваю тебя еще раз: действительно ли ты серьезно решился сделаться моим рабом?
– Разве я теперь уже не раб твой? – удивленно спросил я.
– Ты еще не подписал документ.
– Документ?.. Какой документ?
– Ах, ты уже не помнишь, значит… Ну, тогда оставим это.
– Но, Ванда, ты ведь знаешь, что я не знаю большего блаженства, чем служить тебе, быть твоим рабом, что я отдал бы все на свете, чтобы чувствовать себя всецело в твоих руках, отдать в твои руки самую жизнь мою…
– Как ты хорош, когда говоришь так страстно… – прошептала она. – Ах, я влюблена в тебя больше, чем когда-либо… а надо быть деспотичной с тобой, и строгой, и жестокой… боюсь, я не в силах буду…
– Я этого не боюсь, – с улыбкой ответил я. – Где у тебя документ?
– Вот… – слегка сконфуженная, она вытащила из-за корсета бумагу и протянула ее мне.
– Чтобы дать тебе полное чувство моей беспредельной власти над тобой, я приготовила еще один документ, в котором ты объявляешь свою решимость лишить себя жизни. Я могу тогда убить тебя, если захочу.