Венгрия за границами Венгрии

Коллектив авторов

Маджгай засунул голову в конуру и сказал девушке:

— Выходите, не бойтесь. Никто вам ничего не сделает, можете спокойно выйти.

Девушка уставила на него обезумевшие глаза и не двигалась. Она действительно вела себя так, будто сошла с ума.

— Выходите спокойно, — повторил Маджгай.

Девушка скрестила на груди изодранные руки и начала плакать, словно вдруг вспомнила о чем-то грустном.

— Выходите. Не надо, выходите спокойно…

Наконец, девушка вылезла из конуры и завернулась в одеяло. Длинное полотнище полностью скрыло ее, торчала только голова. Волчак сердито зарычал у ее ноги. Маджгай выхватил пистолет и выстрелил псу в голову.

— Совсем рехнулся? — закричал Б.

Огромный волчак рухнул

на бетонную плиту, из головы лилась кровь. Маджгай выпустил еще пулю, потом еще… Расстрелял весь магазин.

— Ты зачем это сделал? — спросил пораженный Б. — Зачем собачку пристрелил?

Маджгай посмотрел на Б., показал ему пустой магазин и произнес:

— Пока заряжаю, чтоб духа твоего здесь не было, а не то ляжешь рядом со своей собачкой. И прихвостней своих с собой забери.

— Ты смотри, Маджгай… — начал было побледневший Б., но слова застряли у него в горле.

Маджгай уже не обращал на него внимания — собрал пули и начал заново заряжать пистолет. Когда он поднял голову, Б. во дворе ратуши уже не было.

Девушка стояла у стены, завернувшись в одеяло. Лицо у нее было в крови, видны были следы собачьих зубов, но глаза казались более спокойными. Он подошел к ней и сказал:

— Уходите отсюда. Быстро. Куда угодно, только уходите.

И девушка, завернувшись в толстое одеяло, ушла со двора.

Перевод: Оксана Якименко

Это будет не несчастный случай

Когда неприветливой зимней ночью едешь в слишком сыром купе замызганного международного скорого поезда, не так уж просто беседовать о давних и прекрасных летних днях и зеленеющих листьях винограда, даже если перед тобой раскладывают чудесные цветные и солнечные фотографии. Шандор Бозоки, однако же, с настойчивым смирением вытаскивал из «дипломата» (который казался бездонным) фотографии из Барани; на них был виден только что созревший виноград, обещание богатого урожая, и, как он рассказал, в ту осень действительно собрали большой урожай, молодые девушки днем снимали с лозы гроздья, а вечерами красиво пели. Потом война дошла и туда. Шандор Бозоки сбежал из Дравакёза^[8], потому как за его голову назначили вознаграждение, видимо, потому что, будучи скромным библиотекарем, он выдавал читателям не самые подходящие книги, или из-за того, что у него был большой каменный дом и прохладный винный погреб, словом, ему пришлось срочно уехать, с тех пор Шандор читает лекции для библиотекарей на скучные профессиональные темы и, как следствие, много путешествует. Мы совершенно случайно столкнулись в Дебрецене на вокзале и сели на первый же «скорый» до Будапешта. Шандор Бозоки настоял на том, чтобы сесть в курящее купе рядом с буфетом, мы ведь с ним оба заядлые курильщики. Но в курящем купе не было пепельниц — вандалы все поотрывали. Судя по всему, это сделали те, кто ехал непосредственно до нас — они оставили кучу пивных бутылок и две из-под водки. Пустые бутылки катались туда-сюда у нас под ногами, подчиняясь движению поезда (в ритме стука колес), коврик на полу пропах пивом и водкой и был весь в подтеках, но Шандора Бозоки, бывалого пассажира, это нисколько не смущало. Он разглядывал увеличенную фотографию виноградной грозди и с улыбкой произнес:

— Лето в том году было долгое, ягоды напитались сладостью.

Я не такой тренированный пассажир и в последнее время не люблю ностальгических разговоров, поскольку они, как правило, заканчиваются грустно.

— Откуда взялся такой грязный поезд? — нервно спросил я. — Ни разу еще не видел, чтобы международный скорый был в таком раздолбанном состоянии.

— Откуда точно — не знаю, но явно издалека, — рассеянно ответил Шандор Бозоки и вытащил из портфеля очередные фотографии. — Вот ореховое дерево, прямо перед входом в погреб. Ты ведь тоже когда-то там сиживал, мы пили

славное вино после твоей успешной встречи с читателями. Жалко, ты только один раз у нас побывал.

— Я и сейчас еду с успешной встречи с читателями, — заметил я. — Объяснял прелестным гимназисткам, какой я большой писатель.

— И они поверили?

— Сделали вид, будто поверили. Но на привокзальной площади познакомился с плохой девушкой, она у меня сигарету стрельнула, и когда я дал ей закурить, сказала, что верит, будто я большой писатель.

— Тогда она, наверное, не такая уж и плохая, — сказал Шандор Бозоки и показал следующую фотографию. На ней трое мужчин стояли среди виноградных лоз: сам Шандор, его брат и какой-то неизвестный мне человек, все трое улыбались — явно в надежде на богатый урожай. — Это я увеличил с групповой фотографии. Помнишь моего старшего брата Лайоша.

— Да.

— Остался следить за домом, за виноградником и погребом. Его застрелили.

— Кто?

Шандор показал на третьего мужчину на фотографии.

— Миодраг. У него домик был, ладный такой, на холме позади деревни, и аккуратный виноградник. Мы тогда в большой дружбе жили.

— Почему он убил Лайоша?

Шандор Бозоки пожал плечами:

— Дом, наверное, захотел побольше и виноградник тоже побольше. Теперь есть у него и то, и другое. Но я уже собрал деньги. Две тысячи долларов. Столько надо, чтобы его разок навестить.

— Домой хочешь съездить?

Шандор отрицательно покачал головой, закрыл окно, поглядел на заснеженные поля и закурил.

— Сам я туда уже не поеду. Одному человеку оплачу дорогу. Для того и собирал.

Значит, и эта ностальгическая беседа пришла к печальному финалу, как я с самого начала и предполагал.

— Убери ты эти фотографии и давай перейдем в купе почище, — предложил я.

Шандор аккуратно сложил фотографии обратно в «дипломат» и посмотрел на часы.

— Через полчаса мне надо встретиться в этом купе с одним человеком. Я его ни разу до этого не видел, знаю только, что зовут его Леонид, и он торгует галстуками. Я хочу купить у него ярко-рыжий галстук, но пока сходим в буфет — угостишь меня стаканчиком вина, небось гонорар получил за свое литературное бахвальство.

Гонорар я действительно получил и был рад хотя бы на полчаса выйти из грязного купе в относительно чистый буфет. В буфете скучал один-одинешенек официант, мы были первыми его клиентами после долгого перерыва, и он даже проявил изрядную услужливость. Я спросил два стакана вина, мы встали у окна, всматриваясь в ночную тьму, и принялись обсуждать качество, точнее, чрезмерную терпкость вина. Тем временем обстановка в буфете слегка оживилась, зашли двое парней, оба заросшие щетиной, в одинаковых лиловых штанах и одинаковых канареечного цвета кожаных куртках, им явно нравились вызывающе яркие цвета, и почему-то у меня возникло чувство, будто они следят за нами. Чувство меня не обмануло: забрав у стойки напитки, один из них подсел к нам и тихо сказал Шандору Бозоки:

— Мы выполним работу дешевле, чем Леонид.

Шандор ответил так же тихо:

— Мне нужен лучший иностранный специалист.

— Мы тоже иностранцы и в деле разбираемся не хуже его.

Шандор смерил юношу взглядом с ног до головы.

— Я не верю в тех, кто ходит в лиловых штанах.

Парень недобро сверкнул глазами, но потом-таки отодвинулся от нас, забился с товарищем в угол — они о чем-то шушукались у нас за спиной, непонятно, на каком языке. Мы вернулись к обсуждению качества вина, но не успели как следует погрузиться, как сзади упал на пол и разбился вдребезги стакан, послышались звуки, как будто кого-то рвало. Мы обернулись. Оба парня в лиловых штанах, согнувшись пополам и хватая ртом воздух пошатываясь отходили к выходу, когда дверь за ними захлопнулась, я будто услышал вскрик. Тут Шандор Бозоки и буфетчик принялись кашлять и чихать. У меня глаза заслезились и перехватило горло от невозможной вони.