Венки Обимура

Грушко Елена Арсеньевна

– - Причем тут это?
– - пожала плечами Юлия, и взгляд Дубова перебрался на ее плечи.-- Можно и нужно выращивать лекарственные травы на плантациях. Но и там нужно создать, к примеру, валериане ту же, в тончайших тонкостях, почву, что на сыроватой низменной поляне, или в овраге, или в кустах на речном берегу, окружить ее теми же травами и цветами, раскинуть на ней те же черемуховые и ольховые ветви, создать ей такое же соотношение солнца и тени, такую же влажность воздуха, напускать на нее прохладный белый туман, что поднимается от реки или стелется по дну оврага...

– - Это красиво...-- сказал Антонов.

Юлия улыбнулась, и Дубов занялся изучением ее губ.

– - Да, очень красиво! Так написал Владимир Солоухин в книге "Трава". Возможно, на травы нужно действовать

гипнозом? Внушать им, что они в естественной, максимальна благоприятной среде? Но сейчас наши опыты сводятся к тому, чтобы весь этот божественный комплекс ощущений, необходимых каждому лекарственному растению, во-первых, вычислить, а во-вторых, воплотить все-таки в почве. Максимально точно сбалансировать основу ковров. Здесь я рискую впасть в биологическую математику и надоесть вам. Вы посмотрите опытные поля -- там каждый участок отличается от другого. Конечно, работы!.. Знали бы вы, до чего не хватает рук, голов, средств! Совхозу, который, так сказать, покровительствует Отделу, нужно от нас прежде всего сырье, больше, больше, а на нашу с Иваном -- это мой ассистент -- деятельность там смотрят, конечно, с уважением, но... как на дело далекого будущего, а значит, как на то, без чего сегодня можно обойтись.

– - Это мне знакомо,-- молвил Антонов.

– - И мне, -- подхватил Дубов.

Может быть, он сказал это, надеясь, что Юлия соизволит взглянуть на него? Но она улыбалась Антонову, и Дубов встал.

– - Жаль, что все это придется начинать заново, на новом месте, когда здесь встанет завод,-- произнес Дубов, и после этого Юлия, конечно, уже не спускала с него глаз.

* * *

О светлый, о пресветлый Обимур!.. Солнце ли .жжет твои глубокие воды, тонут ли в волнах твоих тяжелые облака, ночь ли черная ревниво прячет тебя от взоров, таишься ли ты во льдах и снегах зимних сумерек, ветер ли осенний гонит стада твоих крутобоких валов к далекому северному морю -- всегда прекрасен ты, всегда неуязвима краса твоя. И широк ты, и величав, и полноводен. Но нет ничего на свете лучше тебя, когда золотое закатное небо над тобой, и восходит первая бледная звезда над фиолетовыми холмами вдали, и дремлют заросли на берегу, и дремлет их темная зелень в тихом зеркале твоем. Есть ли сердце, что не дрогнет при виде просторов твоих?..

Егор сидел на скамейке над обрывом, смотрел в темнеющие дали, пытаясь по привычке утешить себя созерцанием великой реки, на берегу которой, что ни говори, он провел пятьсот делаварских лет ссылки. Все его прошлое -далекое, инопланетное, немыслимое прошлое -- всколыхнулось в памяти, когда слушал он Дубова. Здесь, на Земле, все происходило в строительстве медленно и нелепо. И когда Дубов говорил, что вопрос о создании завода азотных удобрений на Обимуре практически решен, скоро прибудет первый десант строителей, начнется возведение временного поселка, а через год-полтора -работа на основных сооружениях, Изгнанник со сладкой тоской вспоминал, как за одну только ночь -- а ведь она на Делаварии в два раза короче земной!
– он нашел подходящую для строительства площадку -- а их в горах Делаварии было раз-два и обчелся,-- провел с помощью роботосистем необходимые исследования и дал команду на пульт Всепланетного Бюро Изобретений. Проект-то у него был давно готов. И наутро рабочих, пришедших на плантацию лекарственных трав -- самую большую на Делаварии!
– - встретили корпуса нового завода по производству чудодейственной шестинол-фола-вадмиевой кислоты.

Конечно, даже там не удалось бы осуществить такую блистательно-стремительную операцию, если бы не подгадал Изгнанник свершения своей многолетней мечты к проведению Вседелаварского конкурса молодых изобретателей. В это время Бюро Изобретений обязывалось по первому требованию предоставлять участникам конкурса любые необходимые материалы и технику. Так счастливо сошлись обстоятельства, что соперники Изгнанника предъявляли к Бюро довольно-таки скромные требования: их интересовали, например, детали для сооружения дачных домиков на астероидах, крепления для солнечных качелей, записывающие устройства, вмонтированные в женские украшения, и всякая такая мелочь. Условия для исполнения мечты Изгнанника создались на

редкость благоприятные! А сколько сложностей встает перед инженером-строителем здесь, на Земле... И защемило сердце Изгнанника: вот уже близок конец его земным странствиям, а никогда еще не прикасался он так близко к делу своей жизни на Делаварии -- сооружению промышленных предприятий. Правда, он специализировался по сверхскоростному строительству, но, возможно, его советы могли бы оказаться полезными Дубову...

Эта мысль неожиданно пришла к нему еще там, в кабинете начальника Отдела, когда Дубов с косноязычной значительностью рассказывал о предполагаемом строительстве. Она вызвала такой прилив нетерпеливой тоски по Делаварии, что рассказ Егора Белого о лаборатории памяти растений тоже начался вяло и косноязычно, а ведь понятно -- и лестно!
– - что Юлия и Никифоров приберегли его уникальные (по выражению шефа, который еще неделю назад называл их весьма сомнительными!) опыты под занавес для пущего эффекта!

– - Собственно, мысль о том, что у человека существует историческая память, не нова и бесспорна. Спорить стоит лишь о том, пробуждается она случайно или под действием каких-то факторов и можно ли употреблять эти факторы, сознательно. Если да, то вопрос лишь в том, дан воздействовать на историческую память возможно более сильно. Известны опыты с электросном, электрошоком, наркотиками, сеансы гипноза...

– - Этой проблемой занимается и фантастика!
– - перебил вдруг Антонов.-Скажем, в "Лезвии бритвы" Ивана Ефремова главный герой воскрешает историческую -- он называет ее подсознательной -- память с помощью разных доз ЛСД. Там это еще называется пробуждением наследственной информации. Ефремов пишет, что уже египтяне знали о сложном устройстве и неисчерпаемой глубине памяти. Египтяне считали, что Себ -- это наследственная душа, переходящая из тела в тело, а это как раз и есть наследственная память. Помните, как хорошо сказано об этом у Ефремова?

– - Да, конечно,-- буркнул Егор. Можно было подумать, что он обиделся, когда его перебили. Нет. Просто ощутил неловкость: не знал об этом, не читал этой книги. Он не любил читать, не смог полюбить. Разве что стихи. Они порою, случайным подбором слов заставляли звучать в его душе какие-то струны. И даже утешали, вселяли надежду, как "Эдда":

Что тешку скорбеть,

если сюда

путь мой направлен?

До часу последнего

век мой исчислен

и жребий измерен...

Но не станешь же объяснять своего отношения к литературе. Точно так же не вздумал бы рассказывать Егор, как и когда впервые возникла у него идея использовать сочетание памяти растений--и исторической памяти человека. Поэтому он и прял пряжу общих слов:

– - Животные и растения, не обладающие индивидуальным сознанием, являются в то же время участниками огромного "гибридного интеллекта". Своего рода коллективного мышления в природе. Однако ведь и человек -- часть природы. Значит, он тоже может стать--и становится -- участником этого коллективного мышления. И не возбудит ли определенный подбор "группы соучастников", например, трав, его историческую память? Под словом "человек" я разумею не столько индивидуума, сколько представителя родовой совокупности. Назовите, если хотите, этот процесс пробуждением не исторической, а генной памяти -- суть не изменится. Сочетание генов растений и генов человека дает определенный эффект. Ведь растения играли колоссальную роль в жизни наших предков, нам даже трудно вообразить какую!..

По-настоящему увлекся рассказом Егора только Антонов. Голавлев хмыкнул: "Держись земли -- трава обманет!" Дубов же, наверное, почуял тайного союзника в Егоре, а может быть, считал доводы и его и Юлии слишком незначительными, чтобы реально помешать строительству завода, не заслуживающими внимания не то что общественной комиссии, созданной словно бы для очистки чьей-нибудь совести, но и органов директивных. Строить было почти решено, однако этим "почти" являлась деятельность Экспериментального Отдела НИИ лекарственных растений. Но разве это -- деятельность? Похоже, именно так решил Дубов, но счел нужным поинтересоваться -- из вежливости: