Вензель на плече Урсулы

Герц Эмма

После двух ночи вернулся пьяный Альперовский, подошел к жене, обнял ее и заплакал. Он сказал, что двадцатилетняя блядь его бросила, обвинив в старости и безденежье.

Такси приехали в шесть утра.

Я работаю дома, но не как Кэрри Брэдшоу, которая творит свои колонки, возлежа в кружевном белье на шелковых подушках, среди коробок с эклерами, отборными фруктами и коктейлями «Манхэттен».

Например, все утро малютка Дольф рисует карту погоды — в наши времена это называлось «дневник наблюдений за». Несколько раз уточняет у меня относительную влажность воздуха, атмосферное давление и «как стрелочкой обозначить юго-запад».

Вопрос о стрелочке ставит меня в тупик надолго.

Потом вспоминаю, что Африка — внизу, а Петропавловск-Камчатский — справа.

Иван Григорьевич велит оставить ему побольше денег на разные вещи «в дорогу», — туманно объясняет он.

— Что-то, Ванька, ты какой-то борзый! — уверенно возмущается младший сын.

— Да в чем это я борзый? — не соглашается старший.

— Да во всем, — еще более уверенно отвечает ему брат.

Спасается бегством.

Кормлю семью завтраком. Он готовится каждому индивидуально, подается порционно: Савин предпочитает яичницу, Иван Григорьевич — бутерброды, Дольф — шоколадные шарики с молоком. Одеваю семью в чистые, выглаженные одежды, провожаю Савина до порога, бегу отводить младшего сына в гимназию. Каникулы закончены, третья четверть, читаю в школьном вестибюле немногословные объявления общей тематики: «Да сдайте уже денег!». Смеюсь. На обратном пути покупаю пакет со сливками — это мой единственный реверанс в сторону роскошества, кофе пью уже у компьютера, прокручиваясь влево-вправо на старом кожаном кресле, списанном с мужниной работы за «неполное служебное соответствие».

На человека, работающего дома, родные и близкие смотрят с подозрением и легкой ненавистью — еще бы, целый день сидит себе за компьютером, в тиши кабинета (нет у меня кабинета), что делает — непонятно, может, раскладывает пасьянс. Или зависает в социальных сетях. И почему человек не всегда успевает с обедом многих блюд, тоже не совсем ясно. Мог бы и успеть.

Я работаю дома. В любом офисе до обеда я бы болтала с коллегой про выращивание традесканций, после обеда — про нравы аборигенов острова Гвинея-Бисау, а наедине с собою я тупо вкалываю, вот и все.

В девятнадцать часов пять минут я занята переводом французского текста длинного договора для банка «Сосьете Женераль Восток», это очень скучно. Звонит телефон, отрываюсь от «Сосьете Женераль», отвечаю Маруське. Подруга неожиданно грустна, я это чувствую по первому гласному звуку в ее «Алло».

— Что-то случилось? — спрашиваю.

— Ага, — соглашается она безрадостно, — сейчас в аптеку ходила. Думала почему-то, не работают уже. Нет, прекрасно работают.

— А чего это тебя в аптеку понесло?

— Тестов купила на беременность. Пять штук, разных. Ты знаешь, оказывается, сейчас очень широк ассортимент тестов на беременность. И разбег цен. От сорока рублей до трехсот семидесяти…

Молча слушаю. Вопроса не задаю. Марусечка отвечает сама:

— Везде полосатятся. И в окошечках, и просто.

— Так это же отлично, Маруська! — говорю я. — Ты не переживай, пожалуйста. Мы будем с тобой шататься по врачам, все держать под контролем, ничего не пропустим… Ты, главное, не волнуйся. Ты должна быть спокойной.

— Я спокойна, — говорит Марусечка.

— Ага, спокойна, а чего голос такой траурный?

— Да как-то…

Марусечка кладет трубку, не прощаясь, я даже не успеваю ей рассказать про странное происшествие в компьютере. Перебирая музыкальные файлы в папке «Я слушаю», неожиданно обнаружила песню Татьяны Овсиенко «Давай оставим все, как есть». Ну, там она еще дальше повторяет много-много раз этот припев, и я бы на месте абонента оставила все, как есть, еще в начале композиции. Пошла опрашивать детей, аккуратно, чтобы не обидеть, просто хотела добром выяснить, зачем Татьяна Овсиенко разместилась

в моем плей-листе. Дети отрицали. Дети вообще любят все отрицать, замечено. Их девизом могло быть знаменитое «Незнаком». Оставшись в совершенном недоумении, я зачем-то прослушала два раза подряд эту песню, с удовольствием удалила файл. Не могу представить, чтобы я закачала его сама. Мало того, что я не поклонница жанра вообще, так еще и к песне у меня много замечаний. Не в моем это духе — оставить все, как есть. Масштаб не тот. В последнее время я склонна к революционному переустройству общества, все отнять, поделить, потом в припадке истерического ужаса пытаться все раздать обратно, иногда применяя насильственные методы, это я понимаю. Так что происхождение песни неизвестно. Возможно ли, что она самозародилась в недрах компьютера? Он сгенерировал ее сам? Страшно теперь даже открывать папку. Неизвестно же, чего там ждать. Может, в иной день «Мужичок с гармошкой» появится. От Наташи Королевой.

Игры, в которые играют люди, ага… О чем бы ни думать, только не о красной обезьяне. Обманывать себя — тоже грех, я понимаю, но с наслаждением занимаю голову попсовыми певицами.

Я работаю дома, и в девятнадцать часов уже десять минут я не подключаюсь к Интернету, не проверяю почту, не читаю поздравлений с прошедшим от Одноклассников — я откуда-то знаю, что обнаружу там вот это письмо:

«Прошло много лет, это известно тебе, известно мне. Род деятельности моей неизменен, постоянное место жительства тоже, с супругой мы расстались год назад, детей мне она не родила, и никто другой — тоже.

В новом году запланировано открытие клиник нашей медицинской сети в твоем городе. Буду с февраля проводить у вас много времени, поначалу сниму квартиру, впоследствии приобрету какое-либо жилье. Невредно будет нам встретиться, пообщаться. Позвоню, заеду.

Что там еще положено говорить?

Понравились ли тебе цветы?

Напиши мне».

Ответ у меня давно готов, продуман, сочинен, я несколько дней знаю, что получу это письмо, вот и подготовилась, и, порхая пальцами над клавиатурой, не допуская нашествия ни ярких рыб стаями с глубин скринсейвера, ни гигантских бабочек оттуда, я напишу Ему:

«Напрасно я любила вас так сильно».

Как Урсула обманула родителей, и что было потом

Удивление

Она не собиралась обманывать родителей. Просто так получилось, строгий русский на руках снес ее, бессознательную, в автомобиль, редкую «Тойоту Короллу», черную и прекрасную, разложил на заднее сиденье, пристально оглядел. Светло-русые волосы занавесили часть бледного лица, длинные ресницы, вздернутые брови, большой припухший рот, высокие скулы. Короткая куртка, тонкое колено, дешевые джинсы, болгарские кроссовки детски-маленького размера. «Удивлен», — определил он свое состояние. Под ногами хлюпнула лужа, кленовые листья множеством желтых растопыренных ладоней покрывали асфальт. Он поднял голову: клен, да.

Затем он сел за руль, мягко тронулся, его дом был недалеко — не так уж много в городе мест, где могут позволить себе жить приличные люди. Так что немного испуганные серые глаза Урсула открыла уже в незнакомом доме, на удобном светло-кофейном диване с широкими валиками подлокотников — неужели кожаном? Нет, успокоила себя Урсула, не может целый диван быть кожаным.

Кроме дивана в комнате стояла невиданная стеклянная мебель, немного: низенький столик, треугольная этажерка, уставленная какими-то мелкими штучками, а какими именно — не видно, подставка для аппаратуры, на ней — огромный серебристый телевизор и видеомагнитофон, тоже серебристый.