Верь мне и жди
Шрифт:
— Но завтра же у тебя выходной…
— Ты прекрасно знаешь, что я не хожу на клубные концерты, — жестко напомнила я, чтобы не длить диалог.
Гошка вновь пробормотал нечто невразумительное и бросил трубку. Сердце мое сжалось: мне не хотелось обижать парнишку, он хороший. И он ни в чем не виноват. Я механически мыла посуду, пылесосила, закладывала в машину белье. Даже что-то приготовила из еды совершенно на автомате. И не зря. Внезапно явился Гошка. Так сказать, во плоти.
— Я не пойду! — сразу же выпалила я, силясь не разреветься.
Гошка принюхался и спросил:
— А пожрать в этом доме дают?
Что делать, я принялась кормить голодного журналиста. Пока он ел, я еще раз впала в искушение. Увидеть тебя сегодня! Да не на огромной сцене, издалека, а совсем рядом. Как в первый раз… Если бы Гошка взялся меня уговаривать, то, возможно, достиг бы цели. Однако мой гость насытился, поделился новостями и — ни слова о концерте! Так тому и быть, подумала я.
Гошка достал билет и положил на стол.
— Зачем это? — хмуро спросила я.
— Концерт в десять; если надумаешь, приезжай.
— Отдай кому-нибудь еще. Неужели не найдешь, с кем пойти? — Я хотела окончательно сжечь мосты.
Гошка натянул косуху и тяжко вздохнул:
— Похоже, один буду оттягиваться.
Он постоял еще, умоляюще взирая на меня и ожидая чего-то. Я вытолкала парня в коридор и захлопнула дверь. Билет так и остался лежать на столе.
Что я пережила в следующие три часа, не могу тебе передать. Рука не поднялась выбросить билет, поэтому я немыслимо терзалась, пока оставалась возможность застать хотя бы финал концерта. Поминутно меняя свое решение, я извелась вконец. Открыв аптечку в ванной, где хранились всякие таблетки, я замерла. Прости меня, я говорила уже, что ходила по самому краю. И в тот момент была близка к самоубийству, как никогда.
Пока я бессмысленно взирала на лекарства, в голове сам собой созрел план. Я поеду сейчас туда, в клуб, подойду к тебе после концерта… И что дальше? Что скажу тебе? Что не могу больше жить так, что умираю без тебя? Но при чем тут ты и твоя семья? Это мне лечиться надо. Я захлопнула аптечку и вернулась в комнату.
Мысли неслись, а руки тем временем совали в волосы шпильки, подкрашивали ресницы, губы, перебирали кофточки и юбки в платяном шкафу. Очередь дошла до черного длинного пальто. Я подумала машинально, что на улице мокрый снег, каша, непременно заляпаю полы пальто. Потом усмехнулась: какая ерунда лезет в голову, когда стоишь над бездной!
Я не знаю, сколько ушло времени на сборы, на часы не смотрела. Вышла из дома, прошла к Садовому кольцу, подняла руку. Тут только увидела на столбе часы, которые показывали двенадцать ночи. «Не поздно ли ехать?» — мелькнуло в голове. Однако рядом уже тормознул частник.
— Вам куда? — высунулся в окошко молодой парень.
— Клуб «Держава» знаете?
— Садитесь.
Я забралась на заднее сиденье и погрузилась в невеселые мысли. Водитель поглядывал на меня в зеркало. Ему явно хотелось поговорить.
— Что-то вы поздно. Веселиться едете? Почему одна?
Я пожала плечами: говорить совсем не хотелось. Водитель оставил попытку растормошить меня, только поглядывал в зеркало время от времени. Однако когда уже подъезжали, он не выдержал и спросил:
— А что там сегодня, в клубе?
— Красков выступает, — нехотя ответила я.
— Мм… — уважительно промычал водитель и притормозил у тротуара, напротив клуба,
Я расплатилась и вышла. Машина уехала, а я все стояла, тряслась и никак не могла решиться и войти. Охранник уже подозрительно поглядывал в мою сторону, и мне казалось, что он читает мои мысли. Нет, нет! Я не стану уподобляться юным фанаткам, поджидающим кумира после концерта. Надо немедленно бежать отсюда. Я не заметила, как быстро зашагала вдоль Садового. Боль души была непереносима, потому я все прибавляла шаг. Не знаю, в какой момент сошла с тротуара и оказалась на обочине, по-ночному свободной от машин. «Броситься сейчас под машину, и — все!» Это думала не я, а боль во мне. И тело ей подчинилось. Подобно сомнамбуле я замерла, развернулась назад и ступила навстречу несущемуся на большой скорости автомобилю…
Что было потом? Машина чудом успела затормозить, я инстинктивно схватилась за капот, чтобы не упасть.
— Мне только наезда еще не хватало! — услышала я встревоженный голос, и передо мной возник… ты.
Вот тут я стала медленно оседать на мокрый и грязный асфальт.
— Ну-ну! — сказал ты, подхватывая меня. — Вам плохо? Вызвать «скорую»?
И стал осматривать меня на предмет травмы, а я мотала головой и не могла ни слова выговорить. Ты подвел меня к передней дверце машины, усадил на сиденье, затем сам занял водительское место. Я закрыла глаза. Ты испугался.
— Все, вызываю «скорую»! — И схватился за мобильник.
— Не надо, все в порядке, — смогла я наконец выдавить.
— Да? — недоверчиво покосился ты, убирая телефон.
Мы помолчали, приходя в себя.
— По-моему, надо выпить, — сказал ты и повернул ключ зажигания. — Тут есть место одно…
Я не смела возразить. Мы молча ехали куда-то, петляли переулками, пока не остановились возле небольшого подвальчика со светящимися окнами. Никакой вывески я не увидела. Ты запер машину и кивнул:
— Идем.
Мы спустились в подвальчик, который оказался весьма уютным крохотным ресторанчиком, оформленным в авангардистском стиле.
— Коля, привет! — встретил нас огромный волосатый человек в косухе и бандане. — Рад тебя видеть.
Вы обнялись. Как я узнала впоследствии, это был Вова, твой бывший гитарист. Бородач проводил нас до одного из пяти столиков за небольшой перегородкой, помог мне снять запачканное пальто и повесил его на какой-то металлический штырь, заменяющий, вешалку. Ты был в легкой куртке и не стал ее снимать.
— Изучай, — сунул он тебе в руки меню. — Сейчас пришлю халдея, обслужит. Отдыхайте.
Он скрылся где-то в недрах кухни.
— Есть будешь? — спросил ты буднично, словно мы век были знакомы.
Я пожала плечами, с трудом понимая вопрос.
Тут у тебя зазвонил мобильник. Взглянув на дисплей, ты пробормотал:
— К едреной фене, — и отключил телефон.
Мы молча сидели, пока нам не принесли заказ. Ты задумался, а я, еще не веря, что случилось чудо, украдкой рассматривала тебя. Ты устал и думал о невеселом, лицо осунулось, губы обмякли, и проступил твой истинный возраст. Но это тебя ничуть не портило, нет! Каждая твоя морщинка была мне пронзительно дорога! Я увидела, как красивы твои руки с музыкальными пальцами. И как печальны сейчас твои кроткие глаза. Такими они бывают, когда ты исполняешь свои потрясающие баллады.