Верь мне
Шрифт:
— Лик, что ты задумала? — спохватился Макс, когда Лика встала и направилась к выходу. В мгновение ока он обогнал ее и преградил дорогу. — Ты бросаешь меня?
— Нельзя бросить того, кто никогда не был твоим. Уйди с дороги.
— Лик, ну подожди…
Столько отчаяния в глазах напротив Лика еще не видела. Ему, наверно, страшно опять остаться одному… Но что поделать, он же сам так жаждал избавиться от нее… Пусть радуется: она уходит. А с одиночеством справится как-нибудь — он не маленький ребенок, а она не нанималась в няньки тридцатилетним мужикам.
— Лик, не бросай меня, — просил Макс, ища в Ликиных глазах хоть каплю того тепла, той нежности, которыми
— Твои игры мне не по зубам, Максим, — покачала Лика головой ему в ответ. — Считай, что ты победил. Ты хотел удостовериться, что я такая же, как Каринка? Хорошо. Я такая же. Даже хуже. Живи спокойно.
— Лик…
— Отойди.
— Лика, выслушай меня, я не этого хотел… Ну прости дурака! Лик…
— Да мне плевать, чего ты хотел, Власов! Я оказалась здесь. Меня лапали чужие люди, и я даже не знаю кто. Меня чуть не изнасиловали и чуть не убили — все это в один день и все только потому, что ты мне не веришь.
— Лик…
— Что? Да иди ты к черту. Живи, как знаешь, а меня оставь в покое.
Глава 16
— Ничего не хочешь мне сказать? — спросил Руслан, разрывая неуютную тишину в салоне уютного Гелендвагена.
Лика покачала головой: нет. Трудно сейчас о чем-то говорить. Тем более, с Русланом. Казалось, одно слово — и не сдержится, расплачется прямо в машине. Лика отвернулась к окну и попыталась отвлечься на спешащих по своим делам людей, машины, светофоры — на что угодно, только б не встречаться взглядом с молчаливым парнем за рулем и не думать о случившемся. Ничего не хочется. Пустота на душе. И стоит она теперь на перепутье одна-одинешенька и не знает, как жить дальше.
— Куда тебя везти?
— Домой, — едва слышно ответила Лика.
Домой? Руслан обернулся и внимательно посмотрел на девушку. Забрал-то он ее с бывшей работы, и что она там делала — отдельный разговор; сейчас же, глядя на Лику, приходило понимание, что дело вовсе не в работе. И ведь приехать за ней попросила она его, а не того, другого.
— Все так плохо? Вы поругались?
В его тихом голосе нет злости — есть боль. Он прекрасно понимает, что не только жалость к Власову держала ее в чужой квартире, и только вопрос времени, когда б она решилась на откровенный, неприятный разговор. В том, что разговор этот состоится, Руслан уже не сомневался. Мы не выбираем, в кого влюбляться — Лика предпочла другого. Так бывает. Надо смириться и отпустить. И он почти смирился, отпустил, но вот сейчас она сидит в его машине и едва не плачет; у нее что-то случилось, но позвонила она ему, а не своему Власову.
Лика промолчала, но и без слов все понятно. Руслан молча следил за дорогой. Давить на Лику нет смысла, да и не жаждет он этой правды, которую и так знает. Домой так домой.
— Ты еще хочешь видеть меня своей женой? — вдруг спросила она, с безразличием разглядывая пылинки на стекле.
Лика почувствовала, как пальцы его крепче сжали руль. Теперь уже промолчал он. Логично, в общем-то… Глупый вопрос. Она виновата перед ним. Еще сегодня утром она обнимала другого мужчину. Еще недавно была готова отказать Руслану и даже рвалась сказать ему об этом. И ведь сказала б, если б Власов не остановил. А сейчас… А сейчас она сдохнет, если Руслан откажется от нее, а он ведь откажется, и это будет закономерно и правильно; она и сама понимает, что выглядит в его глазах последней дрянью, нагулявшейся и теперь пытающейся вернуться назад.
— Прости, я не должна была спрашивать. Спасибо, что согласился подвезти, — и без того тихий голос ее сорвался, и слеза, не удержавшись, покатилась
— Лик, — не выдержал Руслан, протянул руку и крепко сжал ладонь девушки. — Мне плевать, что у вас было с Власовым, если сейчас ты готова вернуться ко мне. Но ты должна сама себе ответить: чего ты хочешь?
— Я хочу…
— Не торопись, — остановил Руслан. — Подумай хорошенько. Не надо мне отвечать — ты себе ответь. Мое предложение в силе, я все еще хочу видеть тебя своей женой. Но я не хочу, чтоб ты выходила за меня только назло ему — это должно быть твое добровольное решение.
Остаток пути они молчали. Руслан не торопил с ответом, а Лика послушно делала вид, что обдумывает его слова.
Наконец, сбавляя скорость, Гелендваген свернул на стоянку возле Ликиного дома и вскоре остановился. Руслан заглушил мотор и откинулся на спинку кресла.
— Я выйду за тебя, — в полной уверенности ответила Лика. — И еще, у нас с Власовым…
— Не говори мне ничего о нем, ладно? Не хочу ничего знать. Давай просто сделаем вид, что не было его. И этих недель тоже не было.
Боится он ее признаний, не хочет исповеди. Лучше ничего не знать, чем, зная точно, потом представлять, как кто-то другой трогал ее, целовал, раздевал… Как кому-то другому улыбалась она, отдаваясь.
— Я не спала с ним, — все же проговорила Лика наперекор его просьбе. — Хочу, чтоб ты об этом знал.
Легче от ее признания Руслану не стало. «Лучше б переспала…» Ну вот какая разница, спала она с Власовым или нет, если сейчас она из-за него льет слезы? Если столько времени нашлось для «помощи» постороннему человеку, но не отыскалось для своего жениха? И все-таки она вернулась. Что-то не срослось, не получилось у них — так сможет ли прогнать ее, все такую же любимую, желанную, готовую вернуться? Может, и надо бы. Руслан с тоской посмотрел на Лику. Не может он прогнать ее — хочет видеть ее и женой, и матерью своих детей. Хочет, чтобы именно она ходила по его дому, ждала вечерами, встречала… Целовала, пусть даже скупо, но его, а не другого.
— Завтра в десять я приеду за тобой, — после нескольких минут тишины раздался голос Руслана. — Буду ждать тебя с паспортом до половины одиннадцатого. Если передумаешь, то просто не выходи ко мне. Я пойму. Если же не передумаешь, то подадим заявление, а вечером соберем родителей в каком-нибудь ресторане. Договорились?
— Я приду, — боясь посмотреть парню в глаза, выпалила Лика и выскочила из машины.
Ну вот и все, захлопнулась за спиной дверь родной квартиры. Она дома. Нет больше сил держаться; в бессилии облокотившись на стенку, Лика всхлипнула и закусила кулачки. Еще пара секунд — и сдавленный хрип вырвался наружу; Лику затрясло, слезы ручьем потекли по щекам.
Она же помнит, с каким настроем уходила отсюда. Как маму убеждала, что Власов не причинит ей вреда, как защищала его, как делилась с ней: «Я, кажется, влюбилась…» Она была уверена, что поступает правильно — по совести, по сердцу. Тогда она верила, что сумеет переломить его злость, что хватит ей сил отогреть его, залечить его раны. Она была уверена, а сейчас… А сейчас не терпится смыть с себя чужие руки, что против воли трогали ее сегодня. Против ее воли — по воле Макса.
С каким же остервенением сдирала она с себя платье! Кожу можно было б содрать — тоже содрала бы. Под горячими струями стояла она до красноты, почти ожогов; до боли терла несчастную кожу, только не на коже чужие пальцы — в душу грязными руками залезли. И вот сидит она под струями воды и плачет, не зная как успокоить, зализать теперь уже свои собственные раны.