Верь мне
Шрифт:
— Твои вещи, — тихо проговорил Макс и положил сумочку на скамью.
Лика обернулась на голос. Теперь он видел — она плакала. Там, рядом с ним, не плакала, а сейчас… Лика шмыгнула носом и вытерла слезы.
— Куда тебя на ночь глядя понесло-то? — усаживаясь рядом, спросил Макс.
— Тебе какое дело?
— Никакого.
Никакого. Только теперь она нажалуется своему папочке, и завтра его снова посадят. Опять ни за что. Макс достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Огонек всего на секунду осветил его, но и этого хватило, чтоб хорошенько разглядеть его лицо — каменное, без доли сожаления о случившемся. Он знал, на что шел, и знал, что за
— В таком виде на улице тебе лучше не оставаться. Иди уж, жалуйся папочке.
— Не боишься на второй срок загреметь? — поежилась Лика.
Вопрос остался без ответа. Но нет, не боится — на свободе, оказалось, тоже нет покоя.
— Я никому ничего не скажу. У подруги переночую.
Макс сделал затяжку и ей, конечно, не поверил. Да впрочем, пусть рассказывает. Плевать.
— Я не знал, что у нее сестра есть, — мрачно выдавил он после недолгого молчания. — Ты на глаза мне больше не попадайся. А Каринке передай: увижу — пусть на себя пеняет.
— Не увидишь. Погибла она. Через полгода, как тебя посадили.
— Значит, есть на свете справедливость.
— Даже не спросишь как?
— Плевать.
— Рад?
— А ты думала, расстроюсь? Рад. Руки марать не придется, если правду говоришь.
— Гибели ребенка тоже рад?
— Какого ребенка?
— Твоего ребенка, Максим, — вздохнула Лика.
— Чего?!
— Что «чего»? Ты что, не знал, что Карина была беременна?
Нет, не знал. А она, оказывается, не просто лживая тварь, она еще и… Да какая теперь разница? Недокуренная сигарета улетела в урну. Власов молча снял с себя футболку и бросил Лике на колени:
— Прикройся.
Надел ветровку и, не проронив больше ни слова, встал и неторопливо побрел прочь, вскоре скрывшись в ночной тьме.
Оставшись одна, Лика потянулась к сумочке и достала телефон:
— Марин, ты можешь за мной приехать? Я за руль сейчас сесть не смогу…
Глава 4
Марина приехала минут через двадцать. Стройная шатенка выскочила из серебристого кабриолета и бросилась к подруге:
— Лика! Господи, что за вид?!
А ведь удивляться есть чему: босая, взлохмаченная Горская сидела в какой-то серой застиранной футболке и смотрела в одну точку. Губа разбита, руки, ноги в ссадинах, синяках… Сама дрожит и ничего вокруг, кажется, не видит.
— Лик?! — Марина присела напротив и легонько коснулась руки подруги. — Ты слышишь меня?
— Слышу.
— Ликуш… Да что ж это… Как же так…
— Со мной все в порядке, — перебила Лика растерянный лепет перепуганной девушки. — Я просто за руль боюсь сейчас садиться. Марин, мне нельзя домой — можно я у тебя переночую?
— Да что за вопросы? Ну конечно, можно! Только, Лик… тебе бы в полицию.
— Нет, — замотала головой Лика, — не надо никакой полиции, и вообще, давай договоримся, что ты никому ничего не скажешь.
— Лик!
— Марина, со мной все в порядке, правда. Я цела. Пожалуйста, не надо никому ничего говорить.
— Ну-ну, вижу я, как ты цела… Ладно, поехали. А машина твоя где?
— Здесь недалеко. Пусть стоит, завтра попрошу Руслана забрать. Марин, пообещай, что никому…
— Только при условии, что ты сама мне все расскажешь и убедишь, что с тобой действительно все в порядке. Поехали.
По ночному городу неслась
Власов… До сегодняшней встречи она видела его всего лишь раз и то мельком. Тогда, восемь лет назад, на суд ее не пустили, посчитав излишним присутствие несовершеннолетней сестры потерпевшей при столь грязном, неприятном процессе. Лика сидела в машине и послушно ждала маму, когда Власова вывели в наручниках из здания суда… Молодой, высокий парень. Лика даже смогла разглядеть, что вполне симпатичный — нет ничего странного, что Каринка сразу не оттолкнула его от себя; вроде как дружили они с ним, хоть он из семьи далеко не круга Горских. Не мажор — обыкновенный парень. Растерянный, поникший. Лика еще заметила тогда про себя, что он, наверно, не ожидал, что его посадят; наверняка надеялся, что смазливой своей мордашкой сумеет Каринку заставить молчать. А, может, подружившись с самой Горской, возомнил себя слишком крутым. Так или иначе, но обломали соколику крылья, опустили с небес на землю. Перед законом все равны, и уж если оступился, то отвечай по всей строгости! В конце концов, это он Карине всю жизнь переломал — оказаться в шестнадцать лет беременной от обезумевшего в пьяном угаре студента, живущего на копейки матери-учительницы, знаете ли, не сахар. Власова увезли, а через несколько минут к зданию суда подъехала скорая — Лике скажут потом, что матери его плохо стало… А еще через несколько дней она узнает, что женщина скончалась. Поговаривали, Каринка эту новость восприняла тяжело.
Власов… А сегодня она сразу поняла, что это он. Отец предупреждал, чтоб аккуратнее была, что Власова скоро выпустить должны. Даже охрану хотел приставить. Только она отказалась, и в ту минуту, когда нос к носу встретилась с Власовым, сильно об этом пожалела. Он изменился, конечно, нет больше того смазливого паренька, которого вели к автозаку; но по глазам, по взгляду его черному, по тому, что ее узнал, не зная, Лика поняла, кто он. Ее ведь уже давно не путают с сестрой: все знают, что нет больше Карины. А он не знал. Он за Каринку ее принял. Убить хотел. И все же отпустил…
Лика тяжело вздохнула и заворочалась, чуть скривившись от занывших ссадин, а Марина облегченно выдохнула — всю дорогу она внимательно следила за подругой, и в какой-то момент ей даже показалось, что Лика теряет сознание. Но нет, вроде не теряет. По-хорошему, надо ехать сейчас в участок и писать заявление на того, кто ее так разукрасил. По-хорошему, Лике в травмпункт бы надо, чтоб засвидетельствовали и синяки, и ссадины, и… Черт, да что угодно там еще может быть! И разрывы, и инфекция…
— Меня не насиловали, успокойся, — не открывая глаз, вдруг проговорила Лика, почувствовав внимательный взгляд, блуждающий по ее телу в поисках улик.
— Даже если и так, все равно нужно сообщить в полицию.
— Нет.
— Я не понимаю, почему ты так упрямишься? Ты боишься, что ли? Тебе угрожают? Лик, скажи хотя бы мне — все проще будет найти выход! Не молчи только, слышишь!
— Марина, успокойся, никто мне не угрожал. Я все тебе расскажу, но давай не сейчас, не мучай меня.
— Конечно, расскажешь, — нервно передернула Марина плечами. — Куда ж ты денешься? Ты же понимаешь, что если я не услышу сегодня внятных объяснений, то завтра подниму на уши всех, включая твоего папочку.