Вера и рыцарь ее сердца
Шрифт:
– Против кого я кулак понял? Совсем обезумел! Мой сын насильник? Побойся бога, это бред! – обратился он сам к себе, и край захотелось ему свои фронтовые 100 грамм. Он грубо протер лицо ладонями, чтобы сбросить это наваждение. Не нужна ему водка, фронт остался в прошлом, но фронтовые наказы командира и в мирное время не теряют своей командой силы.
Война близилась к концу, когда Володю вызвали к командиру дивизии. На его груди рядом с двумя орденами Красной звезды блестели медали за оборону Сталинграда, за бои под Курском, за взятие Кенигсберга. Дух скорой победы поднимал настроение артиллеристам, которые в передышках между боями готовились к мирной жизни, обменивались адресами и поминали
– Лейтенант Шевченко по вашему приказанию прибыл, – проговорил Володя скороговоркой, еле удерживая равновесие. Командир Куропаткин указал лейтенанту на стул, что стоял посредине комнаты. Володя присел на краешек стула, снял с головы полинявшую фуражку и, положив ее на колено, еще больше выпрямив спину.
– Что ты собираешься делать, лейтенант Шевченко, когда вернешься домой? – вдруг как-то по-домашнему спросил его командир.
– Буду учиться, товарищ подполковник, – без запинки ответил Володя.
– На кого ты хочешь учиться?
– На инженера, товарищ подполковник!
– Хорошо, а что дальше?
– Женюсь, чтобы были… дом… дети. Всё как положено, товарищ подполковник, – немного смущаясь, но твердо ответил Володя командиру.
– Так вот, лейтенант Шевченко, воевал ты хорошо, – начал говорить Куропаткин, медленно поднимаясь со стула, а потом он, опершись кулаками о стол, продолжал говорить уже командным голосом, – Сначала ты, лейтенант Шевченко, постарайтесь вернуться домой живым, выучиться на инженера и женитесь на хорошей девушке, чтоб воспитала детей достойными гражданами советской страны. Работай так, чтобы заслужил к старости почет и уважение. Дом построй такой, чтобы не стыдно было пригласить гостей и меня. Вот, когда вы всего этого добьетесь, лейтенант Шевченко, тогда и выпейте за здоровье свои фронтовые сто грамм. А сейчас прекратите это безобразие! Вы даете плохой пример своим солдатам. Это приказ!
– Слушаюсь, товарищ подполковник!
Это был приказ на мирную жизнь, и он имел такую же силу, как приказ командира на войне. Выкинув из головы все мысли о граненном стакане, Володя глубоко вздохнул. Фронтовая дружба осталась только в его памяти. Никто из его фронтовых друзей не горел желанием встретиться вновь в мирное время, да, и он сам ничего не сделал, чтобы отыскать своих однополчан, потому что в мирное время большего всего ему хотелось поскорее забыть мрачный ужас реальной войны.
– Как мне теперь жить дальше? – этот вопрос бил по мозгам.
Володя всегда думал о себе хорошо. Он хорошо воевал и был примером для друзей и близких. На работе он тоже старался оправдать доверие партии народа, соседи ему уважительно кивали при встрече, а женщин он к себе не подпускал, потому что любил единственную женщину на свете, этой женщиной была его жена, только с ней он чувствовал себя состоявшимся мужчиной. Потому что только Римма умела ставить перед ним недосягаемые высоты, и он шел от одной победе к другой. Римма не давала ему расслабиться ни в жизни, ни в любви.
Но в эту ночь его успешная жизнь пошатнулась, его Римма стала ведьмой, а он – палачом! Как он сможет теперь смотреть детям в глаза? Ему даже захотелось молиться, но он забыл какими словами надо молиться, а ведь он был мальчиком, когда его учила молиться мама. Как давно это было!
Молитва в глазах Володи была больше уделом женщин, проявлением их женской слабости. Он помнил, как молилась его мама. Ранним утром, когда деревню начинали будить первые петухи, она ставила в угол горницы маленькую икону и начинала молитву. Слов ее тихой молитвы разобрать было трудно, но от молитвенного шепота хорошо становилось на душе.
Подростком Володя стеснялся легких прикосновений ее натруженных рук,
– Мы нуждаемся в том, чтобы Господь благословил нас хорошим урожаем.
Дети в семье в церковь не ходили, не положено было при Советской власти ходить в церковь, но в семье по воскресеньям пелись песни о божественном. Володе запомнилась только одна песня, в ней говорилось о встрече на небесах. Когда Володя был еще маленьким мальчиком, ему очень хотелось хотя бы одним глазком увидеть какими бывают «небеса»? Мама с улыбкой слушала своего подросшего сыны и объясняла ему, что в небесный рай мы попадем, когда умрем. Володя в знак согласия кивал маме головой, не понимая до конца значения этих слов, и долго про себя не мог решить, что же будет для него лучше: скорей умереть и попасть в небесный рай, или все-таки пожить дольше? И от этих размышлений в его сознании осталась надежда, что смерть, может быть, не так страшна, как кажется. Это помогало ему в жизни быть смелым, а окрыляла его смелость святая материнская любовь.
Как-то ранней зимой ударил крепкий мороз, и за ночь их деревенская речка Ильинка покрылась прочной коркой льда. Когда Володя бежал по этому льду на выручку старшему брату, то он не думал о «встрече на небесах», ему нельзя было на небеса, пока его брат не будет спасен, а Василий уже наполовину погрузился в студеную воду, судорожно карябая пальцами белый рыхлый лед.
– Володька! Володька! Вернись! – слышал за спиной Володя голоса друзей.
– Ты сам потонешь, дурень! Вернись, пока не поздно! – охрипшими голосами кричали ему с берега, но Володя даже и не думал вернуться. Ведь это он подал идею лихо пробежаться по замерзшей от первых морозов реке. Это он задорно крикнул: «Братва, кто смелый – за мной!» и первым вступил на лед. Когда он пробегал под мостом, он обернулся назад, ожидая увидеть восторг детворы от его геройства, но ребята не глядели на Володю. Они стояли на заснеженном берегу и следили за его старшим братом Василием, который был тем единственным, кто побежал вслед за Володей, но на середине реки лед под ним проломился, и мальчик на глазах у друзей стал медленно тонуть.
Володя легко пробежал почти до середины пути, разделявшего его с братом, потом, осторожно опустившись на лед, змейкой пополз к Василию, а тот, ожидая подмогу, с еще большим рвением цеплялся за ледяную крошку. В момент, когда Володя был в двух метрах от утопающего, он с ужасом понял безнадежность своего положения: у него под рукой не было ничего, за что можно было утопающему брату ухватиться. Продвигаться дальше было опасно, это – верная гибель. Мысли в голову приходили одна за другой, и решение пришло.
Володя снял с себя шарф, осторожно переворачиваясь с живота на спину и обратно, сделал по его краям два толстых морских узла. В один из узлов мальчик положил кусочки льда, для тяжести. Заворожено следили за его действиями дети и взрослые, собравшиеся на берегу реки у моста. Василий держался на льду из последних сил, и, когда перед ним шлепнулся узел голубого шарфа, он вцепился в него мертвой хваткой. Осторожно тащил Володя своего старшего брата по неокрепшему льду к берегу.
Когда братья выбрались на берег, то они закоченели от холода и не могли двигаться. На их счастье, сосед проезжал мимо с телегой, полной соломы, он подобрал ребят и довез их до дома. Володя ожидал справедливого наказания от отца, потому что он осознавал свою вину. Наказали только его брата, Ваську.