Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"
Шрифт:
Анархиста одолевала болезненная тоска, тоска за чем-то сокровенным, чему он принадлежит весь, всей своей сущностью, частью чего он является, ради чего жил. Ему хотелось верить в манящие идеалы «Черных драконов», отдать им всю свою сущность до последней капли, бороться за них на смерть — только бы избежать такого нелепого конца.
Он жил. Он с презрением смотрел в глаза смерти. И теперь, здраво осознавая, что все должно было рано или поздно так завершиться, что весь путь, пройденный «Черным драконом» — пустая затея, он не хотел мириться с мыслью, что это — настоящее начало конца, конца без малейшего шанса на новое
Если бы Кэно знал, что все кончится этим, что хоть раз, в одно единственное мгновение в бесконечной вселенной все сложится именно так… Если бы даже он знал, навряд ли он жил бы иначе. Впервые за свою долгую, еще недавно беспечную жизнь старый матерый террорист жалел о прошлом. Но судьбу не обмануть. Действуя иначе, он предал бы сам себя.
Кэно улыбнулся и взглянул в жгучие глаза Киры.
— Прощай, детка, — с горестной улыбкой прошептал он совсем сорванным голосом, закрыл левый глаз и спокойно опустил голову на подушку. И последнее, что видел Кэно, прежде чем мир в его глазах опрокинулся во тьму, были глаза Киры, полные слез. Эти глаза будто отражали ночное небо, и ему хотелось одного: пусть ее душа навсегда останется такой, как небеса, — чистой, высокой и вечной. После его хриплое дыхание оборвалось, с лица исчезло всякое выражение. Джарек встал, проверил у Кэно пульс на шее, обессилено опустил руки, отвернулся, закрыл глаза, и, сделав над собой усилие, тихо прошептал сквозь зубы:
— Все кончено. Он умер.
Воцарилась тишина. Нервы дрожали, как задетые струны. Подступающие слезы перекрывали дыхание и речь. Время остановилось. Часы на телефоне Кобры показывали четыре утра, но мучительная ночь не завершалась.
Джарек плакал. Может, впервые за последние несколько лет. Он чувствовал боль, которую испытывал Кэно, чувствовал до последнего мгновения его жизни. Теперь в сердце была пустота. Он перестал чувствовать — вместе с Кэно погибла часть его души.
Кира упала на колени. Самый кошмарный страх сбылся в эту ночь. Ее любимого больше не было на этом свете. Она жалела, что не была рядом, когда это случилось, что не заслонила его собой, хотя и понимала, что это противоестественно, что так не должно быть.
Кобра рыдал, но все же нашел в себе силы на то, что всем сердцем желал сделать. Он стал на одно колено и приклонился, отдавая дань уважения лидеру клана и учителю. После Кобра обессилено упал в кресло и начал курить, утирая слезы. Он жалел об одном — он не успел выучиться у этого человека, не успел понять его.
Теперь парень сквозь пелену слез смотрел, как, стоя на коленях, плачет Кира. Он не слышал ее плача, но видел ее слезы, впервые за все время, которое он знал ее. «Ты воин, — подумал он. — Истинный воин. Но это событие сломило и тебя…».
Джарек не смотрел на лица соратников, не видел их отчаянья и осознания того, что теперь все действительно было кончено. «Черные драконы» перестали существовать. Они никогда не сомневались друг в друге, они никогда не искали предателей среди своих. И они расплатились за это сегодня ночью.
Скрывая нарастающую боль, Джарек вышел из комнаты Кэно в коридор, и, глядя в окно, не своим голосом, будто напевом, начал произносить бессмертные слова:
— Господь — Пастырь мой! Я ни в чем не буду нуждаться…
22. Окованная сталью свобода
Каждому
— Где же ваша правда: «Выживает сильнейший!»? — издевательски спрашивал теперь майор Джексон Бриггс.
Минуту Джарек находился в мертвом ступоре, уставившись в одну точку мутными безумными глазами и кусая губы. Наконец-то появились силы произнести слова, описать то, что засело в душе. Он метнул на Джакса дикий озлобленный взгляд, шатнулся в сторону и выхватил нож.
— Вы стреляли в спину, а он смог уйти с улыбкой на лице! Так кто сильнее?! Что, ничтожество, нацепил железяки на руки и возомнил себя богом?! К сожалению, зачастую умирают именно те, кто достоин жить. Но «если нам суждено уйти, — повторил Джарек слова Кэно, — то мы уйдем достойно»!
Одним махом ножа он перерезал глотку одному из спецназовцев и выхватил из его рук автомат. Очередь вдвое проредила ряды военных, но прежде, чем агенты опомнились и начали стрелять в ответ, окутанный сталью кулак Джакса ударил Джарека наотмашь по лицу. Послышался хруст костей. Усиленный кибернетикой в четыре раза, кулак раздробил террористу челюсть, выбил несколько зубов и переломил шею. Джарек упал, как подкошенный, раскинув руки и выронив нож и автомат. От правого уголка рта на бетонный пол тонкой струйкой засочилась светлая кровь. Он умер с открытыми глазами, в которых навсегда застыло выражение ненависти, гнева и безумия. Он умолк навсегда, но его последние слова будто парили в задымленном воздухе: «Мы уйдем достойно».
Кобра сидел в допросной за столом, и над ним мигала одна тусклая лампочка. Из темноты в его глаза вглядывался майор Бриггс. Тело Кобры было покрыто кровоподтеками и ссадинами, волосы и одежда вымокли от пота, по лицу и шее стекала кровь.
— Дайте мне воды! — умолял он майора невнятным голосом — у парня были сломаны обе челюсти.
— Расскажешь все — и дам, — отвечал Джакс с такой издевкой, что Кобре становилось трудно дышать от гнева. Но даже зла не хватало, чтобы забыть о боли во всем теле.
— Что, доволен, что переломал мне кости, поотбивал мне почки, печень, повыламывал суставы? А без кибернетических усилителей ты здесь — последняя шавка! Бей меня хоть до смерти — а я ничего не скажу!
Джакс встал и ударил Кобру по спине. Что-то хрустнуло, Кобра растянулся на столе, изо рта пошла кровь. Он хотел сплюнуть, но не получилось — кровь потоком сочилась из его горла.
— Я больше не буду тебя бить, — с усмешкой заявил Джакс, — а вот Кире, наверное, челюсть сломаю…
Кобра поднял глаза в таком выражении, будто он молился. Он не мог произнести ни слова, но из его глаз потоком лились горячие слезы.
— Не трогай ее, изверг! — рыдая, прокричал он. — Я все скажу! И про теракт, и про Кабала…
— А что Кабал? «Самоубийство», — говорят эксперты.
Кобра закрыл лицо руками и громко зарыдал. Он никогда не чувствовал себя таким ничтожеством и подлым трусливым предателем, как сейчас. Но мысли о Кире заставили его говорить:
— Кабала убил я…
Джакс сел напротив и стал с довольной улыбкой слушать его исповедь, потирая испачканный кровью кулак.
— Киньте его в одну камеру с Мавадо! — нелепо ухмыляясь, приказал майор после допроса.