Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты
Шрифт:
Целью Теософского общества было: с одной стороны, восстановить утраченные современностью знания скрытых сил природы, якобы известных в древности (сегодня мы это называем аномальными явлениями), а с другой – выработать «универсальную религию» (через раскрытие тождества символов разных религий) и таким путем достигнуть братства людей.
«Соединив религии вместе, мы получим единую вечную Истину» – так считала Блаватская.
Создание всеобщего братства людей без национальных, религиозных и кастовых различий, ибо «все, ведущее к единству, есть добро; все, ведущее к разъединению, есть зло», как утверждала Блаватская, – идея, без сомнения, притягательная, и ею увлекались многие знаменитые люди, такие, как Николай и Елена Рерихи, Андрей Белый, Максимилиан Волошин, Александр Скрябин, Константин Циолковский, изобретатель
Вот как писала и воодушевляла людей Елена Блаватская:
«...Мы можем заявить о том, что представили думающей общественности логически стойкую, гармоничную философскую систему происхождения, судьбы и эволюции человека – схему, по сравнению с которой в точном соответствии с истиной блекнут все другие. И что мы способны расширить критерий нашей истины, распространив наши исследования на природу менее известных сил – космических и психических.
Другими словами, единственной нашей целью и желанием является стремление способствовать, хоть в какой-то степени, установлению точных научных воззрений на природу человека, которые принесут нынешнему поколению средства восстановления дедуктивнойметафизической, или трансцендентной, философии, ибо только она может стать твердым и непоколебимым основанием любой религиозной философии.
Теософия, универсальный растворитель, выполняет эту миссию, блеклые искорки восхода современной психологии смешиваются воедино и все исчезают на фоне яркого дневного света истины, когда орбита солнца восточного эзотеризма достигает зенита. В течение многих лет «великий сирота», человечество, рыдало в темноте, ища поддержки и света. Среди многочисленных чудес чисто материального прогресса, науки, что питала интеллект, но оставляла дух втуне, человечество, смутно ощущая свое происхождение и мудро предвидя свою судьбу, протягивало к Востоку пустые руки, которые может наполнить только духовная философия. Страдая от разделенности, ревности, ненависти, разрывавших в куски саму его жизнь, оно требовало какого-то твердого основания, на котором можно было бы построить то единство, что оно предчувствовало, какой-то метафизический базис, который мог бы обеспечить развитие самых возвышенных социальных идей. Лишь Учителя восточной мудрости могут заложить такую основу, удовлетворить одновременно и разум, и дух, безопасно провести человечество сквозь ночь «к рассвету долгого дня». Такова цель, которую поставила перед собой теософия...»
Так писала Елена Блаватская. Все это очень красиво и убедительно, но... только на бумаге. Как на практике воплотить все эти возвышенные идеи? Как осчастливить «великого сироту», человечество? Кто послужит ему мамой и папой? «Универсальная религия»? Восточная мудрость? Оккультный мир Елены Блаватской?.. Но все эти порывы к Истине уже неоднократно были в истории человечества. И все – безуспешные. Увы.
Что могла сделать Блаватская? Она писала сочинения, призывала, взывала, доказывала, на своих сеансах демонстрировала феномены ясновидения, телепатии, телекинеза. Она пыталась убедить людей в существовании параллельно с нашим физическим миром других миров, более тонких, неведомых, в которых обретается не материя, а дух.
Кто-то был поражен сеансами Блаватской и уверовал в ее учение. Кто-то выказывал недоверие и скепсис. Кто-то воспринимал увиденное как проявление шарлатанства. В прессе множились язвительные статьи против Блаватской, и ей пришлось покинуть не вполне веротерпимую Америку и отправиться в Азию.
Блаватская приехала в 1878 году в Индию и там основала Теософское общество, сначала в Бомбее, затем в предместье Мадраса Адьяре.
Считается, что в жизни человек должен обязательно посадить хотя бы одно дерево. Блаватская построила в Индии храм.
Слава Блаватской с каждым годом расширялась, росло число ее поклонников, но вместе с тем умножалось и число критиков. Сотрудники Блаватской супруги Коломб предали гласности часть писем Блаватской, из которых явствовало, что некие феномены природы, демонстрируемые ею, были заранее подстроены. Западная и русская пресса с удовольствием смаковала эти скандальные факты, называя Блаватскую в открытую мистификатором и шарлатаном.
Черную
Соловьева рекомендовали Блаватской, и она его приняла в своем, снятом на время, особняке на улице Нотр-Дам-де-Шаи, 46. Они понравились друг другу. Интеллектуальные интересы их сошлись мгновенно, и Соловьев с превеликим удовольствием стал бывать в гостях у Блаватской и посвятил ей даже одно восторженное стихотворение. Возможно, их дружба развивалась бы и дальше, но вмешались недруги Блаватской. Некая старая дева и невротичка Ольга Смирнова собрала на Блаватскую компрометирующее досье и выложила его бывшей возлюбленной Соловьева, Юлиане Глинке. Та тут же решила отвратить Всеволода от Блаватской. Будучи натурой неуравновешенной, Всеволод Соловьев мгновенно от восторженности и поклонения Блаватской перешел к недоверию и даже отвращению. А тут еще какие-то таинственные фокусы в гостиничном номере немецкого городка Эльберфельд, куда Соловьева и Глинку вызывала Блаватская из Парижа.
Не будем вдаваться в перипетии этого скорее психологического, чем любовного, треугольника, а скажем лишь одно: в итоге Всеволод Соловьев из стана друзей Блаватской перешел в стан ее врагов, чем очень огорчил Елену Петровну, вплоть до того, что она, как говорят китайцы, потеряла лицо: писала ему какие-то жалобные письма (уж не признак ли это некоей ее влюбленности в Соловьева?). И очень просила его поверить в то, во что верила сама, – в существование Махатм и в их высшую мудрость. Переубедить Соловьева не удалось. Более того, он опубликовал в печати разоблачительный материал о жизни Блаватской, рассказал о своих встречах и переписке с ней. Позднее, разбирая работы Блаватской, Соловьев заявил, что это всего лишь «компиляция разных мистических и каббалистических сочинений, пересыпанная... полемическими выходками».
Всеволод Соловьев порвал не только с Блаватской, но и с Востоком вообще, вернулся в лоно Русской православной церкви и провозгласил на весь мир, что теперь для него тайна – «живая, деятельная любовь, без которой человек со всеми своими знаниями, силами и талантами, со всей своей властью и могуществом – ничто».
Короче, дороги Елены Блаватской и Всеволода Соловьева разошлись окончательно.
Более позднюю атаку на учение Блаватской провел философ Николай Бердяев в связи с активной деятельностью московского антропософского общества, которое организовалось под влиянием Елены Блаватской. Накануне Первой мировой войны Николай Бердяев писал:
«В нашу эпоху есть не только подлинное возрождение мистики, но и фальшивая мода на мистику. Отношение к мистике стало слишком легким, мистика делается достоянием литературщины и легко сбивается на мистификацию. Быть немного мистиком ныне считается признаком утонченной культурности, как недавно еще считалось признаком отсталости и варварства».
Свое резкое осуждение Бердяев заключил следующим предположением: «...ныне оккультизм делается внешне популярным, вызывает к себе интерес в широких кругах и подвергается опасности стать модным. Оккультизм, по всей вероятности, есть и сила и мода завтрашнего дня».
Как в воду глядел Бердяев! Сегодня оккультизм действительно мода, достаточно посмотреть на книжные прилавки: море оккультной и мистической литературы. Не случайно 1991 год был торжественно провозглашен годом памяти Блаватской в связи со 100-летием со дня ее смерти.
Однако вернемся назад, в конец XIX века. О Блаватской многие писали и многие хотели написать. Среди хотевших и ненаписавших – блестящий литературный критик Аким Волынский. Блаватская – «женщина необыкновенная, – все-таки она служила тому, что считала истиной. Она увлекалась и хватала через край, но все же в ней была «душа живая», а по нынешнему времени это уже хорошо», писал Волынский в одном из частных писем.