Верхом за Россию
Шрифт:
Изначально это было не так. Знаете ли вы, что первую Библию в Соединенных Штатах издали на немецком языке? Что американская декларация независимости в июле 1776 года сначала была напечатана по-немецки, что немецкий язык был первым языком судопроизводства штатов Нью-Джерси, Нью-Йорк и Пенсильвании? Что тогда наряду с семью немецкими было только две английские государственные типографии, и все законы печатались на двух языках? Знаете ли вы, что Джордж Вашингтон знал немецкий язык почти так же хорошо, как свой родной английский? Что его многочисленные полки, что даже его личная охрана и 56 его генералов говорили исключительно по-немецки, что немецкие школы были еще в 1837 году полностью приравнены к английским школам в Пенсильвании, так же, как в Огайо и Миссури?
Знаете ли вы, что у немецкого языка не только в Пенсильвании был шанс стать единственным официальным языком и языком обучения? Речь шла о решении в «House of Representatives»,
В России тигля не было. И насколько иным был бы сегодня мир, если бы тридцать лет назад вместо тех от 20 до 30 миллионов американских немцев, было бы столь же много русских немцев. Здесь на 25 миллионов больше, там на 25 меньше: какое смещение массы! Россия включала бы тогда так же много немцев, как Пруссия и Австрия славян: равновесие обоюдных меньшинств! Думаете ли вы, что и тогда дошло бы до катастрофы 1914 года, хотя бы только до выстрелов в Сараево? Ведь эти меньшинства преследовали бы тогда одну и ту же цель, а именно самое скорое сближение их трех империй, священный союз, только союз уже не князей, а народов!
Или еще раньше: потеря Порт-Артура, Портсмутский мир 1905 года, падение Севастополя за пятьдесят лет до того — вы думаете, что это произошло бы и тогда? Если бы под знаменами царя было бы на двадцать дивизий больше, двадцать дивизий, состоявших из русских немцев? Разве абсурдно представить пангерманистов и панславистов в одном лагере? Почему? Германию и Россию едва ли можно было бы разделить, так же трудно разделить, как сегодня Англию и Соединенные Штаты.
Бессмысленно — как говорят — следовать в мыслях по путям, которыми не шла настоящая история. Но это отнюдь не бессмысленно, потому что это только отчетливее показывает нам глупость реально пройденных путей. История полна неверно выбранных путей, можно было бы почти сказать, что она только из них и состоит. Мы все, которые маршируем здесь, мы все «от Финляндии до Черного моря» и они там, против нас: мы и они, мы не маршировали бы здесь без рокового решения Мюленберга.
Те, кто выбрал тогда неверное направление, путь за океан, сделали это в ущерб конфедератам, на стороне которых, к сожалению, почти не было немцев, в ущерб Германии, которая зря кормила и учила их, в ущерб России, у которой, среди прочего, и из-за этого во всем не хватило сил для прыжка в новый век, и в 1914 году в ущерб всех народов Европы, которых они своим самоотречением втянули в войну, которая в противном случае вряд ли произошла бы. В конце они стоили старому континенту больше мертвых, чем они принесли новому континенту живых — все это только из-за рокового отказа от собственного своеобразия.
Куда бы они массово ни стремились в массах, наши эмигранты были для нас гарантами мира — если они оставались немцами, они были противовесом любой направленной против нас политики; но только в таком случае, и в России это было легче, чем в Америке. Россия лежала ближе. Здесь можно было бы избежать того, что там не было возможно: а именно войны 1914 года — и как ее последствий также и этой, нынешней войны здесь. То, что можно было предотвратить в Америке, было только проиграть ее. Без русского объявления войны в 1914 году не было бы никакой войны, без американского объявления войны в 1917 году не было бы никакого поражения.
Если мы хотели мира для подъема и безопасности Германии, мы должны были твердо укорениться в одной из обеих стран будущего или в обоих. Но Россия с самого начала обещала больше. Мы должны были только предоставить ей наших лишних людей. Они принесли бы нам больше пользы, чем любая впоследствии выигранная битва. И если Россия хотела играть полагающуюся ей роль в мире, ей вовсе не нужно было для этого покорять Европу, ей следовало только втянуть эту Европу в себя.
Страны вроде нашей, но также и как Англия, Франция, Италия или Япония, приобретают власть распространением, широкомасштабной колонизацией. Они должны захватывать либо рынки, либо земли. Америка, едва завершив самый большой геноцид в истории — геноцид индейцев — приобрела свою силу путем почти одной
Уже Бисмарк отметил тот факт, что Англия и Америка говорят на одном языке, как самый важный факт его столетия. Если здесь был возможен противовес, тогда только немецко-русский. Невообразимо, какой подъем был бы у России, если бы она раскрылась немецкому переселению тем же самым способом как тогда Америка!
Теперь мы уже во второй раз ведем войну друг против друга, и при этом у нас есть все, что мы могли бы предложить друг другу, дать один другому то, чего у того не хватает! Если бы в политике всегда руководствовались чистым разумом, наши страны давно были бы объединены в одну, под немецким ли «царем» или под русским «кайзером». Вы, наверное, думаете, что это было бы нереально! Полистайте назад в истории! Были общие короли Англии и Аквитании, Арагона и Сицилии, Сицилии и Германии, Германии и Бургундии, Германии и Ломбардии, Германии и Венгрии. Италия столетиями была составной частью Священной Римской империи, у Карла V наряду с немецкой короной была одновременно корона Испании, более поздние Габсбурги вместо испанской короны владели короной Венгрии, и больше чем на протяжении двух веков. Было ли все это нереально, например? Только до тех пор, пока не стало фактом! Что же такое история, если не результат человеческой фантазии! Тот, у кого фантазии больше, делает ее. Фантазия, в сочетании с выдержкой и глазомером — у Бисмарка было все три эти качества. Уже в 1866 году он видел в сегодняшнем противнике завтрашнего союзника. Он непреклонно мешал этим своему королю. Тринадцать лет спустя возник союз двух империй, и двенадцать миллионов австрийских немцев скрепили волей своего императора судьбу 40 миллионов ненемецких австрийцев с немецкой судьбой, связали союзом корону старой империи с короной новой, созданной Бисмарком. И Мольтке? Знаете ли вы, что он предлагал после 1871 года вернуть Шлезвиг-Гольштейн датчанам? Но при одном условии: что они были бы готовы теперь присоединиться — как королевство среди прочих — к новой Немецкой империи также со своей стороны, как уже поступили Бавария, Саксония и Вюртемберг до них. План потерпел неудачу, будь то из-за нас, будь то из-за датчан, из-за недостаточной фантазии с их стороны, или с нашей, или с обоих — мы этого не знаем.
Фантазия движет историю, отсутствие воображения заставляет ее застывать. Фантазия — это душа политики — и войны и вооружения. Что же, если не недостаток в фантазии, не позволил нам победить в 1918 году, а других, французов и британцев, заставил заплатить за их «победу» такую несоразмерно большую цену! Так как этот дефицит фантазии с обеих сторон был одинаков по размеру, более бедная средствами сторона должна была в конце неизбежно проиграть. Пожалуй, и на этой войне были решительные успехи с самыми незначительными потерями и наивысшей выгодой, как в 1914 году в Восточной Пруссии, в 1915 году при Горлице, в 1916 году в Румынии и в
1917 году в долине Флич, но никогда, однако, не на западе. Здесь время работало против нас. Расплата была ужасной, как для нас, так и для них. Иногда намного дешевле вовремя проиграть войну, как Франция теперь, чем победить в ней слишком поздно как та же Франция — но также и Англия — в
1918 году. Выиграли только неевропейцы: Америка, Япония.
Мы надеялись, что справимся с войной военным путем, и проиграли ее экономически; мы думали, что решим ее исход на суше, и проиграли ее в открытом море; рассчитывали, что победим с нашим углем и нашими железными дорогами, но Америка с ее потоками нефти и легионами грузовиков нанесла нам на дорогах Франции в конце смертельный удар.