Верховные судороги
Шрифт:
— То есть куда ни кинь, везде клин. Так?
— Ничего не попишешь, — подтвердил Грейдон. — Послушайте, если у вас воротит с души от перспективы застрять здесь на второй срок, так я бы на вашем месте на этот счет не волновался. Мой-то голос вы получите наверняка. Однако, добираясь сюда от Эндрюса, я что-то не заметил народных толп, скандировавших: «Еще четыре года». Что там у нас с популярностью, Хейден?
— Ниже тридцати, — ответил Хейден. — Картрайт дала нам определенный прирост, однако «Суэйл» его уничтожил.
— И как только суд мог проголосовать за этого… А, ладно.
Грейдон вздохнул:
— Верховный суд почти всегда чреват разочарованиями. Помните, что ответил Трумэн на вопрос о том, пришлось ли ему столкнуться с разочарованиями? «Да, и оба заседают в Верховном
75
Инаугурация президента происходит 20 января. До 1930-х годов президенты приносили присягу 4 марта. Новая дата была избрана конгрессом в надежде на то, что в такойдень президент будет выглядеть закоченевшим и жалким. (Прим. авт.)
— Январи в Вапаконете слишком холодны для сидения на веранде, — сказал президент, — но в остальном вы совершенно правы. Что же, нас ожидает чертовски странная избирательная кампания.
На следующий день сенат семьюдесятью восемью голосами против двадцати двух одобрил Поправку об ограничении срока президентского правления. Теперь, пройдя через палату представителей и сенат, она поступила на ратификацию штатами. На то, чтобы получить согласие трех четвертей законодательных собраний штатов, уходило, как правило, время достаточно долгое. Для ратификации поправки об ограничении президентства двумя сроками потребовалось четыре года (с 1947 по 1951); с другой стороны, возраст, дающий право голоса, был понижен до восемнадцати лет (во время вьетнамской войны) всего за сто дней. Пандитариат [76] предсказал, что, вследствие непопулярности президента Вандердампа, данная поправка имеет все шансы на быструю ратификацию. Было также с уверенностью предречено, что на следующие выборы Вандердамп не пойдет. Человек он, быть может, и политически безграмотный, заявили мудрецы, но не дурак и искать новых унижений не станет. Отбудет первый срок и, поджав хвост, улепетнет в свою Вапакакенетам.
76
Пандитариат — коллективный термин, которым обозначается одна седьмая населения Вашингтона, округ Колумбия, изрекающая на телевидении свои суждения по вопросам политики. (Прим. авт.)
А затем на экранах телевизоров появился редкий гость — торжественноликий Хейден Корк, объявивший, что в скором времени президент обратится к нации из Овального кабинета.
Глава 19
Судя по виду президента, все заботы и горести нашей планеты обременяли теперь его и только его плечи.
— Этому не бывать, — обращаясь к сидевшим за круглым столом людям с пасмурными лицами, сказал он. — Они не станут ядерной державой, пока у руля стою я.
Все молчали.
— Вы меня поняли? — угрожающе спросил президент. — Или у кого-то имеются другие мнения?
Присутствующие отрицательно покачали головами.
— Ну хорошо, — сказал президент. — В таком случае довольно заниматься херней. Отправьте туда «Нимиц».
— Стоп.
— Что-то не так? — спросил Декстер.
— В сценарии стоит «Довольно заниматься ерундой», — ответил режиссер. — «Херню» мы себе позволить не можем. Федеральная комиссия по связи нас попросту оштрафует.
— На этот счет не волнуйтесь. Я знаком с председателем ФКС. Он даже обедал в моем доме. Мы с ним приятели.
— Это хорошо. Всегда полезно иметь высокопоставленных друзей. И все-таки давайте придерживаться сценария. И кстати, сенатор, вы излучаете в этой сцене
Помощник режиссера закивал:
— Еще бы.
Президент Митчелл Любшторм удовлетворенно хмыкнул. Сцену пересняли. Послали за ланчем.
Актеры направились к столу с закусками, однако ушедший в свои мысли Декстер остался сидеть за круглым столом. Ему становилось все труднее и труднее входить в свою роль, а потом выходить из нее. Как-то раз он поговорил об этом с гримершей, и та сказала, что существует такая штука, «вживание в образ», — это когда ты входишь в исполняемую тобой роль и больше из нее не выходишь. Декстер попробовал — сработало. Его жена, Терри, не вполне разобралась в происходящем и здорово разозлилась, когда он попросил ее «не занимать горячую линию», но в общем и целом эта штука сработала хорошо.
Декстер обвел взглядом большие экраны оперативного центра. На них изображались траектории ракет, приближавшихся к стране. А также удалявшихся от нее. О да. Да. После ланча будет сниматься сцена, в которой начальник штаба ВМС проинформирует его о том, что группа авианосцев «Нимиц», посланная для уничтожения президентского дворца Мумдука бин Шамирца — «Полоумного Али», как все его называли, ненавидящего Америку правителя Гадганистана, — дала залп крылатыми ракетами. «Нашего друга Полоумного Али ожидает приятный, теплый сюрпризик. О да. Да». Декстер живо представил себе две крылатые ракеты, тандемом несущиеся к цели, поднимаясь и опускаясь в согласии с неровным рельефом невозделанных земель Гадганистана, представил, как они пролетают мимо минарета, как выхлопы их ракетных двигателей опаляют призывающего правоверных к молитве муэдзина. Муэдзин, вопя, летит, точно живой факел, на землю. «Хороший штрих. Ушлые ребята эти сценаристы. Берут много, но ребята толковые». Что же, это следовало сделать, не так ли? Другого выбора Полоумный Али ему не оставил. Он пытался урезонить идиота — снова, и снова, и снова. Обращался к ООН. Предлагал концессии. Торговые соглашения. Лекарства в обмен на нефть. Заключение дипломатических отношений. И получал одни отказы. «Ну, ничего не поделаешь, друг мой Али. Будь по-твоему. Этотпрезидент больше херней… ерундой заниматься не будет». Митчелл Любшторм не собирается тихо сидеть на месте и ждать, когда его оружие морально устареет, а какой-то козел с обмотанной полотенцем башкой обзаведется ядерной мощью. Адские колокола, да на этот раз даже французы и те на его стороне. «Allons, enfants de la Patrie…» [77]
77
«Вперед, сыны отечества…» ( фр.) — начало «Марсельезы».
И все же… как ему одиноко. В такие минуты только президент, на плечи которого ложится ответственность за принятие окончательного решения, способен полностью понять, сколь ужасно одиночество власти, изоля…
— Декс.
— Мм? А. Да, Бадди. Что?
— Ты выглядишь, точно «Вояджер», только что миновавший орбиту Плутона. Все нормально?
— Да. Да. Просто… обдумываю ситуацию. Повторяю мои реплики.
— Одиночество власти, а? Поганая штука, верно?
Декстер уставился на Бадди. «Ты об этом и понятия не имеешь. Да и откуда тебе его взять?»
— Может, съешь чего-нибудь?
— Я не голоден, — ответил Декстер.
— Нам до вечера еще кучу сцен надо снять. Так что держи уровень сахара в крови на высоте. Ты должен быть в форме, малыш.
«Малыш? Разве так обращаются к президенту?»
— У меня появилась одна мысль, Бадди, — сказал он. — Обсудим?
— Давай.
— Насчет первой леди.
— А что такое? — опасливо спросил Бадди. Рамона Альвилар творила в роли иронически прозванной Констанцией супруги президента настоящие чудеса. По окончании сцены ее пылкого флирта с директором Совета национальной безопасности Милтоном Суоном даже техники съемочной группы покрылись испариной и то и дело поправляли на себе штаны. — Она отлично работает, разве нет?