Veritas
Шрифт:
– Очень великодушно, я имею в виду этот дар аббата Милани, не так ли?
Сверкая глазками за стеклами маленьких очков, старательно выговаривая итальянские слова и сделав ошибку только в имени аббата Мелани, в своей конторе нас встретил нотариус, однако, к сожалению, было совершенно неясно, утверждает он или же спрашивает.
За время непродолжительной прогулки пешком по снегу у нас заледенели руки и ноги. Ужасная зима 1709 года, поставившая мою семью в Риме на колени, была мелочью по сравнению с этим холодом, и я понял, что тяжелые пелерины, которые я приобрел перед отъездом, защищают не лучше луковой шелухи. Клоридию мучили
– О да, не так ли, – снова повторил нотариус. После того как мы сняли пелерины, он вынудил нас еще и разуться, а затем сесть напротив него. Симонис остался ждать нас в прихожей.
Пока мы наслаждались теплом от большой роскошной печи из украшенного майоликой чугуна, подобной которой я не видел никогда в жизни, он принялся перелистывать папку, подписанную готическим шрифтом.
Мы с Клоридией напряженно наблюдали за тем, как его пальцы торопливо перебирают страницы. Моя бедная жена приложила руку к виску: я понял, что у нее снова началась ужасная головная боль, которая мучила ее с тех пор, как мы стали жить в нищете. Какое же известие могут таить эти листки бумаги? Написано ли там о конце нашим мучениям или же опять – всего лишь злая шутка? Я чувствовал, как от страха мой желудок сжался в комок.
– Документы все: письмо о рождении, договор о покупке и в первую очередь привилегия, – наконец сказал нотариус, наполовину на немецком, наполовину на итальянском. – Прошу господ очень проверить, правильно ли поставлены даты, – добавил он, протягивая мне документы, значение которых я, честно говоря, еще не понял. – Синьор аббат Милани, ваш благодетель…
– Мелани, – поправил я его, хорошо зная, что подпись Атто является вполне достаточным поводом для подобных ошибок.
– Ага, правильно, – сказал он, внимательно изучив бумагу. – Как я уже говорил, синьор аббат Мелани и его уполномоченные сделали все тщательно и точно. Однако двор крайне строг: во всем должен быть свой порядок.
– Двор? – с надеждой переспросил я.
– Если двор вас отвергнет, дарственная не может считаться действительной, – добавил нотариус, – однако теперь прочтите же это письмо о рождении и скажите, все ли данные верны.
С этими словами он протянул мне первый из двух документов, который, к моему немалому удивлению, оказался свидетельством о рождении на мое имя, где указывались день, месяц, год и место, а также отец и мать. Это было действительно странно, потому что я, будучи сиротой, и сам не знал, когда, где и кто меня родил.
– Вот это – свидетельство о присвоении ученику мастера ремесленной квалификации, – настоятельно произнес наш собеседник, который, выглянув в окно, внезапно заторопился. – Двор крайне строг, повторю вам снова. Особенно в том, что касается вашей квалификации; в противном случае гильдия может создать вам трудности.
– Гильдия? – спросил я, не имея ни малейшего понятия, о чем идет речь.
– А теперь продолжим, ибо время не терпит. Вопросы зададите потом.
Я бы охотно сказал ему, что я еще не понял, зачем нужны эти, очевидно, поддельные документы. И потом, речь нотариуса ни капельки не объясняла, в чем именно заключается дар аббата Мелани. Но я повиновался и удержался от дальнейших расспросов. Клоридия тоже молчала, взгляд ее был затуманен пеленой боли и легочного нездоровья.
– Привилегия же менее спешна: я лично могу выступить гарантом вашей законности. Поскольку время поджимает, вы сможете рассмотреть документ в карете.
– В карете? – удивилась Клоридия. – Куда мы едем?
– Проверить правильность того, что содержится в договоре купли-продажи, а куда же еще? – ответил нотариус, словно это было само
Вот так и случилось, что мы вышли из конторы нотариуса, куда вступали с тысячей надежд, с таким же количеством незаданных вопросов.
Мы немало удивились, когда карета с Клоридией, Симонисом, нотариусом и мною выехала за пределы центра города. Вскоре она добралась до ограждающей город стены и через ворота покинула столицу, оказавшись на заснеженной равнине.
Во время поездки моя жена от холода забилась в угол, а Симонис смотрел в окно с ничего не выражающим взглядом. Я задумчиво рассматривал нотариуса. Похоже было, что он спешит; однако, что именно он собирается делать, было совершенно непонятно. Очевидно, что те два документа, которые он мне вручил, были подделаны по всем правилам, и сделал это аббат Мелани. Атто – я хорошо помнил это – был весьма искушен в подделке бумаг, даже таких важных, как эти… Признаю, здесь его намерения не были странны: он просто хотел, чтобы дарственная была действительной. Нотариус ответил на мой взгляд:
– О да, я знаю, какие вопросы вы себе задаете, и прошу прощения, что не подумал об этом раньше. Теперь самое время объяснить вам, куда мы направляемся.
«Ну, наконец-то», – подумал я, а Клоридия, тут же пришедшая в себя, употребила остатки сил на то, чтобы выпрямиться на сиденье и послушать, что нам сейчас скажет нотариус.
– Прежде всего, следовало бы немного избавить вашу супругу от тягот дороги, рассказав ей о внешней стороне и сути столицы империи, – помпезно начал нотариус, очевидно, гордясь своей родиной. – Окруженная кольцом стены полностью, здесь находится большая свободная местность из выровненной почвы и безо всякой растительности, которая в случае нападения позволяет обстреливать войска осаждающих. К востоку от города протекает река Дунай, которая, извиваясь, течет с севера на юг и с запада на восток, образуя при этом множество островков, топей и болот. Дальше на восток, за влажными лагуноподобными областями начинается равнина, простирающаяся беспрепятственно до королевства Польского и до империи русского царя. Item [9] на юге простирается ровная полоса, которая приведет нас в Каринтию, тот регион, который граничит с Италией, откуда вы сами и прибыли. На западе же и на севере город окружен поросшими лесом горами, самой высокой из которых является гора Каленберг, самый дальний отрог Альп, отвесно возвышающийся над Дунаем, бастион Запада, глядящий на восточную равнину Паннонии.
9
Также (лат.).
Речь нотариуса была очень милой, вот только лицо Клоридии все больше и больше мрачнело, да и я со все возрастающим страхом размышлял о величине и роде дара. Ах, если бы этот чудной нотариус наконец решился поведать нам, в чем он заключается!
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал он в этот миг, прерывая орографическую лекцию о Вене и обращаясь ко мне. – Вы задаетесь вопросом, какого рода дар вашего благодетеля и какова его ценность. Что ж: как вы сами можете прочесть в привилегии, – пояснил он, очень осторожно протягивая нам один из документов, – аббат Мелани устроил вам – с местожительством в Жозефине, пригороде неподалеку от Михаэлеркирхе, куда мы в данный момент направляемся, – должность привилегированного мастера.