Вернадский
Шрифт:
По своему геохимическому отделу Вернадский выдвигает задачу выяснения роли радиоактивных элементов в истории нашей планеты, ставит работы по радиоактивному определению возраста Земли и таким образом кладет начало новому, радиологическому направлению в науке. По тому же геохимическому отделу были проведены замечательные работы профессора Л. В. Мысовского по вопросу космического излучения.
Собственные мысли и внимание Вернадского в это время держались направления, взятого в Шишаках, на Бутовой горе.
Медленно и постепенно, по мере проникновения в окружающую природу, но все с большей ясностью вставала перед ним величественная
Всюду и везде на поверхности Земли зоркий взгляд натуралиста встречает жизнь; всюду и везде больше двух биллионов лет без перерыва идет ее химическая работа; все яснее и яснее вырисовывались перед великим умом сила и размах непрерывного перехода химических элементов из живой в косную материю и обратно.
Биосфера, будучи поверхностной оболочкой нашей планеты, находится на границе космического пространства. Она воспринимает идущие из космического пространства излучения, главным образом излучения Солнца. Солнечные излучения не только поддерживают все явления жизни; они с помощью зеленых растений дают начало огромным хранилищам свободной химической энергии, какими являются органические соединения, составляющие тело организмов.
Чем больше углублялся оригинальнейший русский ученый в изучение истории химических элементов на нашей планете, тем ярче и неожиданнее представало перед ним отражение жизни в форме творимых ею органических соединений.
Как-то в Доме ученых Ольденбург подвел к старому другу невысокого, большеносого, лысоватого человека в мешковатом пиджаке. Представляя его Вернадскому, он назвал только имя и фамилию, а затем уже сказал:
– Федор Кузьмич желал бы с тобой поговорить…
Это был Федор Сологуб, автор долго шумевшего романа «Мелкий бес», крупнейший представитель русского символизма.
Ольденбург, как лингвист и востоковед, встречался часто с деятелями литературы и по своим литературным интересам и по работе в Комиссии по улучшению быта ученых, деятельность которой распространялась и на писателей. Сологуб в это время состоял председателем правления Союза писателей.
Дом ученых занимал дворец великой княгини Марии Павловны. В помещении дома сохранилась часть роскошной мебели, строго выдержанной в разных стилях. Сологуб предложил новому знакомому один из диванов, напоминавший музейную редкость, а сам сел в кресло, стоявшее рядом. Ноги у него не доставали немного до пола, и из-под коротких брюк видны были тонкие, просвечивающие, как у женщин, носки и старые стоптанные туфли.
Символизм Сологуба и сам Сологуб интересовали Вернадского не более, чем всякое новое явление общеприродной и социальной среды. Но разговор привлек его внимание.
– Писатели от науки стоят довольно далеко, – говорил Сологуб, – но вы, как ученый, касаетесь всё таких коренных вопросов, которые всех занимают и всем понятны. Не согласитесь ли вы так попросту побеседовать с писателями в нашем Доме литераторов?
– О чем бы, например?
– Я думаю, о том, над чем вы работали последнее время, – посоветовал Сологуб.
Владимир Иванович подумал и сказал:
– Хорошо, поговорим тогда о начале и вечности жизни в свете современного точного знания.
Старая и вечно новая тема привлекла в небольшой зал Дома литераторов любопытствующих больше, чем он мог вместить, хотя был теплый майский вечер, над
Вернадский поставил перед своими слушателями один из частных вопросов общей загадки жизни: вечна ли жизнь в космосе или она имела начало, в частности, видны ли где-нибудь в истории Земли указания на зарождение в ней жизни?
Отвечая, Вернадский изложил историю вопроса и вековые стремления ученых, философов, религиозных мыслителей и художников его разрешить, а затем дал свой ответ.
– Если признать биогенез, то есть происхождение живого от живого, за единственную форму зарождения живого, неизбежно приходится допустить, что начала жизни в том космосе, какой мы наблюдаем, не было, как не было начала и этого космоса. Жизнь вечна постольку, поскольку вечен космос, и передавалась всегда биогенезом. То, что верно для десятков и сотен миллионов лет, протекших до наших дней, верно и для бесчисленного хода времени космических периодов истории Земли. Верно и для всей вселенной!
Отвечая затем на естественный вопрос: «Как же возникла жизнь на Земле?» – Вернадский говорил:
– С разных сторон скопляются данные, создающие чрезвычайно благоприятную обстановку для объяснения начала жизни на Земле. Мы теперь знаем, что материально Земля и другие планеты не уединены, а находятся в общении. Космическое вещество постоянно в разных формах попадает на Землю, а земное уходит в космическое пространство. Живое вещество дает на нашей планете одно из самых тончайших, а может быть, самое тончайшее дробление материи, сохраняющее свою отдельность в твердом или жидком состоянии, а потому оно может проникнуть всюду – уходить и из земного притяжения. А жизнь в латентном состоянии – в спорах, семенах или цистах – может сохраняться неопределенное время, возможно, и геологические века, если верны те наблюдения, которые уже имеются… Возможность такой сохранности жизни, почти безграничной, мы сейчас научно отрицать не можем, Но и без такого изучения сейчас ясно, что никакой логической необходимости в признании самозарождения нет для объяснения начала жизни на Земле, хотя возможности самозарождения также нельзя отрицать.
Владимира Ивановича предупреждали, что писатели – народ малодисциплинированный и из одного уважения к лектору или благовоспитанности писательская аудитория не станет слушать неинтересных для нее рассуждений. Поэтому он несколько раз приглядывался к аудитории и умолкал. Но лица сидевших перед ним старых и молодых, мужчин и женщин были внимательны, а в зале, когда он смолкал, стояла напряженная тишина.
– Идея начала жизни, – продолжал он, – связана с идеей о начале мира, она проникла в научное мировоззрение нашего времени извне, из философских или религиозных гипотез о сотворении мира. Не только еврейско-христианская мысль, но, кажется, все сменявшиеся религиозные построения не могли обойтись без идеи о начале и конце мира, о создании его божеством. Освободиться от духовной атмосферы, созданной поколениями предков, не всегда возможно. Поэтому так трудно примириться с признанием отсутствия начала жизни вне живого… Но что нам кажется таким странным, кажется простым и понятным для тех, кто вырастал в другой духовной атмосфере… В индийских, и в частности буддийских, религиозных построениях вопроса о начале мира нет, и никому из представителей этих религий не кажется логически неизбежным начало мира!