Верная неверная
Шрифт:
– Люди видели.
– И что?.. Если бы Алька язык за зубами держала… – Юля махнула рукой.
Не было у нее желания продолжать разговор, да и горло вдруг перехватило.
– Да уж, язык Алька расплела… – кивнула бабушка.
Она вдруг поднялась, повернулась к иконе, с поклоном перекрестилась. Так она обычно делала, когда ее осеняли ну очень дурные мысли. Может, смерти Альке пожелала, да спохватилась.
– Прости меня, Господи, дуру грешную! – Бабушка снова перекрестилась, села, перевела дух. – И откуда только напасть взялась?
– Это
– Да, только эта чума на наш дом… Тьфу-тьфу! – На этот раз бабушка отогнала нечистую силу, сплюнув через левое плечо.
В ней, как и во всякой деревенской жительнице, мирно и даже органично уживались православные каноны и языческие предрассудки.
– Клим Александрович сегодня подъезжал, спрашивал, – вдруг сказала она.
– Кто? – не сразу сообразила Юля.
– Клим, говорю, подъезжал.
– Что, и до него слухи дошли?
– Так потому и спрашивал. Про Альку… Слухам он не верит, а с Алькой, сказал, поговорить надо. Совсем, говорит, сдурела баба.
– Он и в прошлый раз говорил, – усмехнулась Юля.
Клим так и не вмешался в их отношения с Алькой. Но и о себе он знать не давал. Может, он и знался с бабушкой, но Юле ни разу на глаза не показался.
– Значит, плохо говорил. А сейчас хорошо скажет.
– Не надо.
– Почему?
– А не хочу я за него замуж!
Юля показала бабушке спину и скрылась в своей комнате. Ей уже семнадцать, и она достаточно взрослая девушка, чтобы разбираться в нехитрых житейских мудростях. За все нужно платить. И если Клим поможет ей, он обязательно потребует за это плату, а она уже знала, что ему нужно.
Подъем в четыре утра, отбой в районе полуночи – тяжело, но ничего не поделаешь. Страда, она потому так и называется, что приходится страдать. А страданье страданью рознь. В плену жить от страданий не хотелось, а здесь они только в удовольствие. Если, конечно, это не сердечные страдания. Клим уже знал, что это за маета такая. Юля подросла, расцвела, стала настоящей красавицей. И он понимал, что этот цветок расцвел не для него. Понимал, но старался об этом не думать. Да и некогда ему зацикливаться на своей любви. Так, промелькнет мысль, ужалит в сердце, а сермяжный пот ее обратно в норку смоет, и снова покой на душе. Относительный покой…
Клим подъехал к дому, спрыгнул из кабины трактора на землю, направился к умывальнику.
– Клим! – окликнул его из темноты женский голос.
Клим вздрогнул, напрягся, но понял, что этот голос не принадлежит Юле. У Клавдии Петровны голос такой же мягкий и певучий, как у внучки, но ему не хватает девичьей нежности. Загрубел с возрастом, а так очень похож…
Клим еще только собирался огораживать свой дом, одни только столбы стояли по периметру. Двор охранялся собакой, но Клавдия Петровна не первый раз приходит к хозяину – глуповатый Трезор уже не обращает на нее внимания. Не обратил и на этот раз.
Они
– Устал?
– Да так, немного…
– Я там тебе молока принесла, пирог с рыбой.
– Балуете вы меня, Клавдия Петровна, – улыбнулся он.
– А чего ж хорошего человека не побаловать?
– С Юлей что-то случилось?
Клавдия Петровна видела, какая смута у него на душе, и пользовалась этим, просила за внучку. Клим уже подходил к Алькиному отцу, говорил с ним. Виктор Лукич вроде бы все понял.
– Да у Альки язык что жало. Все никак не уймется… Ее однокурсник подвез, а она по всей деревне растрезвонила. Нехорошим словом назвала, – вздохнула женщина.
– Сделаю все, что смогу, – отозвался Клим.
Юля вошла в ту пору, когда от женихов отбоя нет. И любой, даже самый завалящий паренек имел сто шансов к одному против Клима. И это нужно было понимать. Но он готов был заступаться за Юлю и с нулевыми шансами.
– Ты уж пожалуйста, а то я сказала Юле, что ты подъезжал, спрашивал.
– Я подъезжал? – нахмурился Клим.
Он очень любил Юлю, жизнь готов был отдать за нее, но самому напрашиваться на отношения?.. Слишком уж хорошо он знает себе цену, чтобы наглеть.
– Но я же сказала!.. И Юля ждет, что ты поможешь.
– Помогу.
У Клима будто крылья за спиной выросли, а усталость как рукой сняло. Юля ждет! Он нужен ей!.. Да он в лепешку расшибется!..
Клим выехал на перекресток и заглушил двигатель. И Горлову пришлось остановиться. Клим выбрался из трактора, направился к «ЗИЛу». И Виктор Лукич вышел из кабины. Стоит, напряженно смотрит на него.
Клим неторопливо подошел к нему, остановился.
– Виктор Лукич, я же просил, – медленно качая головой, обронил он.
– Что ты просил? – вскинулся мужик.
– С Алькой поговорить.
– Говорил!
– А метла все метет.
– А если она правду метет? – Виктор Лукич не отличался ростом и статью, может, и не мужичок-с-ноготок, но где-то рядом.
А хорохорился как матерый воробей.
– Неправда это, – качнул головой Клим.
– Но Алька говорит…
Клим ударил коротко, но точно в солнечное сплетение. Ударил и замер, глядя, как Горлов корчится от боли. Он умел бить так, что у жертвы возникало желание сдохнуть от боли.
– Клим, ты чего? – не в силах подняться с земли, прохрипел Горлов.
– Вставай. Убивать тебя буду.
– Как убивать?
– Нос тебе сломаю, кость в мозг войдет, – как о чем-то будничном спокойно рассказывал Клим.
А взгляд у него тяжелый, гнетущий. Клим нигде не учился подавлять волю одним взглядом, эта способность появилась у него после плена, после того, как он по трупам проложил себе путь на свободу. А сломать нос и убить он мог, этому его еще раньше научили.
– Да нет… – Горлов не хотел верить, что смерть так близка.