Вернейские грачи
Шрифт:
Антуан желчно рассмеялся.
— Держи карман шире! Из наших подвалов, брат, одну паутину добудешь! Нет, это вино презентовал хозяйке управляющий господин Морвилье. Слышал про него? Вот я и припрятал один кувшинчик, чтобы хоть немного подкрепиться. А то, сам знаешь, какие у нас харчи.
— Знаю, — отвечал Жан. — Скажи-ка, по какому случаю господин Морвилье так расщедрился? Это как будто на него не похоже.
Антуан залпом опрокинул свой стакан, и Точильщик тут же налил ему новый.
— Скряга-то он, действительно скряга. Даже почище старухи, —
— Это Фонтенака-сына? — равнодушно спросил Точильщик. — Как не слыхать! Весь город об этом гудит. И скоро вы его ожидаете?
Антуан отхлебнул из стакана. Его маленькие глазки жмурились, он быстро хмелел, и Жюжю с удивлением наблюдал, как благообразный, степенный слуга превращался на его глазах в болтливого пьяненького старикашку.
— Старуха ждет его на будущей неделе, — сказал Антуан. — Господин Морвилье звонил ему, и он сказал, что сообщит день приезда. Ух, что у нас тут поднялось! Даже я стал, видите ли, уж нехорош! «Сходите, Антуан, попросите господина Морвилье, чтобы он на время пребывания господина Пьера прислал нам своих слуг, а. то вам не справиться!» — скрипуче передразнил он хозяйку замка. — Это я-то не справлюсь! Бывало, сколько гостей принимал и со всеми справлялся, — с обидой добавил старый слуга. Он поднялся, неверными шагами направился в глубь привратницкой. — Принесу еще кувшинчик.
— Дядя Жан, дядя Жан, скажите ему, что я могу помочь ему прислуживать, что могу убирать и подавать! Дядя Жан, я вас прошу! — горячо зашептал Жюжю в самое ухо Точильщика, немилосердно тиская его руку. — Пожалуйста, дядя Жан!
Точильщик не успел ответить: Антуан уже возвращался с вином.
— Вот хлебнем еще капельку, — сказал он, тяжело опускаясь на скамью. — Видишь ли, Жан, я лично думаю, зря она затеяла всю эту кутерьму с уборкой. Зря велела мне приготовлять комнаты наверху для его сиятельства, — он взмахнул метелкой, и перья, изъеденные молью, посыпались, как труха. — Не стану я убирать верхние комнаты, шалишь! — объявил Антуан. — И пятна со своего пиджака тоже не стану выводить, пускай она не рассчитывает. — Он упрямо нагнул голову, щеки его побагровели.
Точильщик незаметно подлил ему еще вина.
— А почему? — спросил он. — Почему ты так настроен, Антуан?
— А потому, что он не приедет, — раздельно выговаривая каждый слог, произнес Антуан. — Что ты на меня глаза вытаращил, Жан? Не веришь? А вот увидишь! Вспомнишь, что тебе говорил старый, ни на что не годный Антуан Дюшапель! Фонтенак сюда не явится!
Точильщик засмеялся.
— Совсем спятил, Антуан, — сказал он, махая рукой и всем своим видом показывая недоверие. — Что ты несешь? Фонтенак не приедет? Да весь город знает, что он непременно будет здесь. И очень скоро.
— Жан, ты честный человек! — торжественно сказал Антуан. — Ты честный,
Точильщик сделал удивленное лицо.
— А почему бы и нет? — спросил он. — Что ты имеешь в виду, Антуан?
— Он еще спрашивает! — завизжал внезапно старый слуга. — Давай спорить на такой вот полный кувшин, что Фонтенак не покажет сюда даже носа! Не посмеет он сюда показаться! Здесь есть люди, которые знают про его дела. А дела такие, что ему бы не начальством быть, а… — Антуан не договорил. Вместо этого он энергично опрокинул в рот еще стакан вина.
— Что ж ты не кончаешь, Антуан? — перегнулся через стол Точильщик. — Кем же ему быть, если не начальством?
— Ух, если бы знали то, что знаю я, Антуан Дюшапель. Прочли бы люди то письмо. Большое, на голубой бумаге, в котором говорится: благодарим-де господина Пьера Фонтенака за важную услугу. Да. да. за важную услугу… А уж если гитлеровцы благодарили, это уж кое-что значило. — Язык Антуана заплетался, он с трудом выговаривал слова.
— За какую же это услугу Фонтенак получил благодарность гитлеровцев, Антуан? Эй, Антуан!
Точильщик теребил и толкал старого слугу так энергично, что Антуан в конце концов выпрямился. Пьяная усмешка появилась на его раскисшем лице. Он подмигнул Жану.
— У… думаешь выведать? Ишь, какой ты хитрый, Жан! Думаешь, я ничего не понимаю? Не-ет, я все понял, я все понимаю… Только это тайна… У-у, какая тайна… Знал бы Фонтенак, что Антуану все известно, он бы Антуана — чик! Нет, Антуан не скажет. Антуан — верный, преданный слуга. Он-то верный, а они все свиньи. — Он забормотал что-то совсем уже неразборчивое.
Продолжительный автомобильный сигнал раздался у ворот. Чья-то машина настойчиво просилась в замок.
— Кассиньольша. Узнаю ее гудок… — Антуан с величайшим трудом встал, сделал несколько шагов к двери. — Поддержи меня, Жан. Ну вот, хорошо… Так… Теперь я пошел. — И, покачиваясь на неверных ногах, он вышел открыть ворота темно-красному автомобилю, бормоча: — Явилась-таки, шакалка…
— Ах, дядя Жан, вы меня так и не послушали! Не уговорили его взять меня прислуживать в замке! Я бы все-все узнал! — с отчаянием сказал Жюжю. — А теперь все пропало!
Жан торопливо взваливал на спину свою точилку.
— Ничего не пропало, малыш, — сказал он. — Наоборот, сегодня мы с тобой кое-что нашли. И, кажется, нашли очень важное.
У ТОЛСТОГО ЛУИ
Тореадор чиркнул спичкой. Ее задуло. Тогда он зажег вторую и, осторожно прикрывая ее согнутой ладонью другой руки, поднес к валежнику. Рука просвечивала и розовела, как фонарик. Слабо треща, занялась какая-то веточка, за ней вторая, и вот уже, остро вспыхивая, пламя пошло высовывать то в одном, то в другом месте синие и красные язычки. Очажки огня вгрызались все глубже в ворох валежника, соединялись друг с другом, и вдруг весь костер затрещал и запылал, взвивая вокруг себя золотую частую россыпь искр.