Верни мне мои легионы!
Шрифт:
Зато Минденум уже превратился в место, откуда Вар все нынешнее лето будет управлять Германией; а там, глядишь, лагерь станет и постоянной столицей провинции. Правда, наместнику отчаянно хотелось верить, что править из этой столицы будет уже кто-то другой. Если у человека нет возможности вернуться даже к весьма сомнительным благам цивилизации в Ветере, пройдет немного времени — и человек этот станет очень несчастным. Во всяком случае, такой человек, как Вар. Какого-нибудь огрубевшего служаку город, которым обещал стать со временем Минденум, может вполне удовлетворить.
— Не желает ли господин чашу вина?
Судя по выговору Аристокла, он уже сам принял чашу, а то и не одну. Грек поспешил объяснить почему:
— Когда выпьешь, шум не так раздражает. По крайней мере, меня.
— Неплохая мысль, — согласился Вар. — Почему бы и не выпить — неразбавленного?
— Превращаешься в германца, а?
— Боги свидетели, надеюсь, что нет! — воскликнул Вар. — Меня в жизни как только не называли — но что же я совершил, чтобы заслужить такоепрозвище?
— Ну, господин, когда я увижу германца, который любит разбавленное вино, он будет первым таким германцем. Я сейчас вернусь.
Аристокл поспешил прочь.
«Рим. Александрия, — с тоской думал Вар. — Антиохия. Афины».
Единственная частица Афин, которой он располагает здесь, в Минденуме, — это греческий раб. Лучше, чем ничего, но как же это мало! И сейчас раб принесет ему неразбавленного вина, что не только не по-гречески, но даже и не по-римски.
Беда в том, что неразбавленное вино здесь, в Минденуме, служит лекарством. Как, впрочем, и все, что помогает хоть как-то скрасить пребывание в этом убогом месте. Чтобы забыться, тут впору использовать даже маковый сок, который лекари хранят для облегчения боли. Сок, конечно, дорог, но на что здесь еще тратить серебро? Снадобье из мака стоило так дорого потому, что снимало даже самую сильную боль, но наместник не понимал, почему бы врачевателям не использовать столь хорошее средство и для других целей.
Вернулся Аристокл.
— Твое здоровье, господин, — промолвил он, подавая Вару чашу вина.
— Да пойдет вино мне во здравие, — произнес римский наместник, пролив немного напитка на утоптанный земляной пол.
Он пригубил вино и улыбнулся, ощутив приятный вкус терпкой, густой влаги.
— Но возвращение в Италию помогло бы мне еще больше.
— О, возвращение в Италию пошло бы на пользу и мне, — подхватил Аристокл. — Но можно ли это устроить?
Бедного грека чуть ли не трясло от возбуждения.
Квинтилий Вар покачал головой.
— Нет, нельзя, пока двоюродный дядя моей жены не освободит меня от нынешних обязанностей.
Интересно, что было бы, если бы наместник самовольно сложил с себя эти обязанности и вернулся в Рим? Возможно, ничего страшного бы и не произошло. Возможно, Август понял бы, что Вар — не тот человек, который годится для подобной роли. Но скорее всего, Август показал бы на примере мужа своей внучатой племянницы, что бывает с теми, кто пренебрегает волей императора. Более близкие родственники правителя уже влачили
И если бы Вар самовольно покинул пост, он посрамил бы себя в веках. Даже если бы его имя сохранилось в истории, о наместнике было бы написано что-нибудь вроде: «На тридцать шестом году правления Августа Публий Квинтилий Вар был сослан на Бельбину за неисполнение долга». И всякому, кто этим заинтересуется (если вообще кто-то заинтересуется) придется справляться у географов, где находится забытая богами Бельбина.
Чтобы выбросить проклятую Бельбину из головы (Вар слишком хорошо знал, где находится эта голая скала в плевок длиной и в полплевка шириной), он отпил еще вина.
Легионеры укрепляли Минденум.
Вино укрепляло Вара.
Он протянул чашу Аристоклу.
— Налей еще.
Когда говоришь с рабом, нет нужды добавлять: «Пожалуйста».
Аристокл смерил его таким взглядом, каким матрос смотрит на клубящиеся тучи с наветренной стороны, и, как благоразумный матрос, укоротил парус.
— Будет исполнено, господин, — кратко ответил он и удалился.
На сей раз он быстрее вернулся с полной чашей. Вар снова оросил вином пол, но пролил его еще меньше, чем в первый раз; все остальное отправилось ему в желудок.
После двух добрых чаш крепкого вина наместник почувствовал, что лучше всего сейчас найти спокойный, уютный уголок, завернуться в плащ и уснуть без задних ног — благо во всей Германии никто не мог запретить ему поступать так, как ему заблагорассудится. Только Август имел право приказывать Вару, а император находился очень далеко.
Но даже назначенный Августом наместник не мог не обратить внимания на суматоху, неожиданно поднявшуюся перед его шатром.
— Что там такое? — раздраженно спросил Вар.
— Пойду взгляну, господин, — промолвил Аристокл и выскользнул наружу.
Вернулся он скорее, чем ожидал Вар, и доложил с бесстрастным лицом и таким же бесстрастным тоном:
— Господин, явился германец по имени Арминий. Он пришел со своим отцом, как и в прошлом году.
— О, прекрасно! — воскликнул Вар, и тут Аристокл наконец утратил свое бесстрастие.
Будь у наместника желание охарактеризовать выражение лица своего раба, он, наверное, описал бы его как «откровенный ужас».
Арминий поначалу гадал, успеет ли он вернуться в окрестности Минденума до того, как римляне заново отстроят лагерь. Но нет: лагерь, или город, или как там его назвать, уже вновь стоял к тому времени, когда они с Зигимером вернулись из владений хавков на юго-восток, в центральную часть Германии.
Римские часовые встретили Арминия ощетинившись, как злобные сторожевые псы. Может, Вару и нравилось привечать в лагере германца, но остальным — нет! Лишь высокое покровительство наместника не позволяло легионерам показать варварам, насколько те нежеланные гости. Но в отличие от германцев римляне выполняли все приказы вышестоящих начальников, нравились им эти приказы или не нравились.