Верни мне мои легионы!
Шрифт:
— Где ваши воины? — напрямик спросил Эггий.
Если варвары решили устроить засаду на его отряд, они пожалеют об этом — горько, но недолго. Не говоря о том, что на такой случай у Эггия имелись заложники.
Но старый германец указал на северо-запад.
— У нас неприятности с хавками, да покроют боги их задницы прыщами.
Эггий подавил усмешку: сразу видно, что латыни старый дикарь научился у легионеров.
— Поэтому наши пошли на них войной, — продолжал варвар.
— Да сопутствует им удача, — промолвил Эггий.
Он сам воевал с хавками и был не в восторге
— Надеюсь, твои соплеменники помогут сократить численность хавков до приемлемого уровня, — добавил Эггий, ничуть не покривив душой.
По его глубокому убеждению, сражаясь друг с другом и истребляя друг друга, германцы выполняли работу легионеров. Во всяком случае, римлянам можно будет не беспокоиться о германце, которого прикончил другой германец.
— Будет так, как соблаговолят боги, — заявил туземец. Но спустя мгновение добавил: — Но боги, которые благоволят хавкам больше, чем нашему племени, не заслуживают того, чтобы им приносили жертвы.
С этими словами старик ушел, и Эггий буркнул ему вслед:
— Скатертью дорога.
— Квинтилий Вар не станет горевать, услышав, что дикари ссорятся между собой, — негромко промолвил один из легионеров.
— Я тоже так считаю, — отозвался префект лагеря. — На сей раз мне не придется придумывать интересные истории, чтобы вставить их в донесение Вару.
— Ну, ты почти никогда так и не делал, — почтительно возразил младший командир.
— Только в случае нужды, — согласился Эггий. — Но вздумай я докладывать ему, как на самом деле обстоят дела в этой забытой богами провинции, он бы просто отстранил меня от должности. Нет, я не возражаю против возвращения в реальный мир — а кто, клянусь розовыми сосками Венеры, возражал бы! — но терпеть не могу бросать дело, не доведя его до конца.
Женщины (почти все слишком пожилые, чтобы ими заинтересоваться) и ребятишки вынесли римлянам ячменную кашу и пиво. Эггий вежливо предложил зарезать нескольких свинок. Возможно, если бы германцы отказались, он бы повел себя не так учтиво, но его просьбу выполнили, и у него потекли слюнки от запаха жарящегося мяса. Некоторые воины полагали, что мясная пища делает человека нерасторопным, но Эггий так не считал.
— Вы хорошо нас угостили, — молвил он, глядя на седобородого старца, который первым вышел приветствовать римлян.
— Нам сейчас ни к чему неприятности, — кратко отозвался германец.
«Сейчас», — отметил про себя Эггий. Однако стоит ли цепляться к пустому слову? А если бы даже за этим словом что-нибудь стояло, разве он услышал что-то новое? Решив не придираться к мелочам, Эггий предпочел слегка поддразнить германца.
— Похоже, вы наконец начинаете привыкать к тому, что живете в Римской империи, а?
— Конечно, — ответил варвар.
Но глаза его были бледны и холодны, как льдинки.
«Лживый ублюдок», — подумал Люций Эггий.
С другой стороны, германцы и не должны были восторгаться оттого, что им приходится подчиняться Риму. Повиновение — вот и все, что от них требовалось. А по прошествии времени их внуки станут воспринимать такое подчинение
Полный желудок говорил Эггию, что этот процесс уже идет вовсю.
Минденум нещадно поливали дожди. Римляне, хлюпая по размытым, вязким лагерным дорожкам, вовсю ругали здешнюю мерзкую погоду. Арминий прилагал немалые усилия, чтобы не смеяться над ними.
Германцы привыкли к зимним дождям. Арминий убедился в этом на собственной шкуре в Паннонии, климат которой был схож с германским. И в Паннонии, и в Германии весна и лето частенько выдавались дождливыми. Но высокомерные римляне считали естественным лишь то, что имело место у них дома, и ненавидели северную погоду даже больше, чем она того заслуживала.
Один из легионеров скрестил пальцы — чужеземцы верили, что такой жест помогает от дурного глаза. Если бы римлянин направил пальцы на Арминия, тому пришлось бы взяться за оружие, чтобы отстоять свою честь. Но легионер направил пальцы в небо, стало быть, обращался к богам, пославшим эти несвоевременные и раздражающие дожди.
Но боги не откликнутся на его жест. Как бы ни обстояли дела у него дома, здесь, в Германии, весенние и летние дожди считались обычным делом. В это время года они шли всегда, и глупо было полагать, что боги изменят погоду из-за какого-то римлянина, напоминавшего Арминию брехливого щенка. Нет, боги не прекратят дожди, зато наглость чужеземца, надо полагать, запомнят.
В лагерь въехал обоз, доставивший припасы с пристани на реке Люпии, куда их сплавляли на барках. По такой грязи и люди-то пробирались с трудом, а уж тем более тяжело груженные, глубоко увязавшие подводы. Быки еле-еле волокли повозки по размытым тропам, и вооруженному конвою то и дело приходилось налегать на застрявшие подводы, помогая упряжным животным и возницам. В результате все были по уши в грязи.
— Достопочтенный Арминий?
Этот резкий, суетливый голос принадлежал Аристоклу. Ну конечно, вот он — доверенный раб Вара. Раб был таким же суетливым, как и его голос, а оттого, что греку пришлось мокнуть под дождем, Аристокл выглядел несчастней большинства римлян.
— Что я могу для тебя сделать? — осведомился Арминий так вежливо, словно тощий грек был свободным человеком.
С доверенными рабами высокопоставленных римлян лучше не ссориться, иначе рабы эти могут основательно испортить вам жизнь. Некоторые из них втираются в доверие к своим хозяевам и вертят ими как хотят. У германцев, разумеется, такое немыслимо, у них рабы знают свое место. А если раб забудется, хорошая зуботычина мигом напомнит ему, кто он такой.
— Наместник желает с тобой побеседовать, — сообщил Аристокл.
Что ж, раб тоже может быть учтивым. Арминий полагал, что на самом деле Вар сказал греку: «Ступай, приведи сюда германца!» Или еще более вероятно: «Ступай, приведи сюда варвара!»
Вряд ли Вара заботило, преподнесет ли Аристокл его распоряжение в любезной форме. Но сам раб позаботился об этом.
— Всегда рад возможности побеседовать с наместником, — ответствовал Арминий.
«А куда мне деваться, если я нахожусь в его проклятом лагере?»