Верни мои крылья
Шрифт:
На данный момент наша задача — посадить самолет, и ради этого, ради себя, ради своего экипажа и пассажиров, мечтающих оказаться дома и обнять своих родных, я сделаю это.
— *** Airline, рейс SU-612, полосу готовят. Садиться будите в пену, — доносится из динамика голос диспетчера, и я мысленно представляю ВПП.
— Диспетчер вас понял. Марк, запомни главное правило при посадке, не задирай нос, иначе скорость упадет и нос рухнет на землю. Держим нос самолета прямо. — Слушаю и киваю как болванчик.
— Да, я понял. Не задирать нос.
Осознание всей ситуации приходит только тогда, когда я не обнаруживаю зеленого сигнала, отвечающего
Но, черт возьми, помимо того что наша жизнь и жизни еще трехсот человек висят на волоске и только от нас двоих зависит исход, я понимаю, что может быть хуже. Хуже для меня, если все пройдет удачно. Нас немедля атакуют репортеры со всех каналов, информация мигом просочится в СМИ, и Лисенок узнает…
— Надо связаться с салоном. — Слыша эти слова, я простонал от мысли, какой кошмар творится сейчас в салоне, столько паники и страха у людей, которые возвращаются кто из отпуска, кто просто домой. За лишний час, что они провели в небе в полном неведении, перед ними сейчас пронеслась вся их жизнь.
— Справимся, капитан.
С этим пилотом я летаю меньше года, и сейчас ни грамм не сомневаюсь в его профессионализме. Это не первая его аварийная посадка, как я понял по речи и знаниям, и для меня огромная честь летать с таким капитаном. Особенно на «королеве неба», которая весит почти двести тонн, и посадить такую птичку в аварийной ситуации чрезвычайно тяжело.
— Конечно, справимся. А пока связь с салоном. — Капитан глубоко вдыхает-выдыхает, на секунду снова прикрывает глаза и как ни в чем не бывало произносит, согласно в инструкции: — Дамы и господа, у нас небольшая техническая неисправность. Во время посадки я очень прошу вас сохранять спокойствие в салоне и исполнять все инструкции бортпроводников. Сейчас нам необходимо ваше сотрудничество. Посадка пройдет в аварийном режиме, в аэропорту уже идет подготовка к принятию борта. Прошу вашего понимания и уважения к персоналу, настоятельно рекомендую не расстегивать ремни безопасности, пока не прозвучит команда. По требованию бортпроводников вы должны принять защитную позу и оставаться в этом положении до полной остановки самолета.
— Капитан, пора. — Чувствую, как мышцы деревенеют от поступающего страха, на теле выступает холодный пот и нервы просто на пределе. И почему именно сейчас я так остро ощущаю весь спектр эмоций?
— Диспетчер, *** Airline, SU-612, прошу разрешения на аварийную посадку.
— Аварийное оборудование готово, *** Airline, SU-612. Снижайтесь до ста шестидесяти пяти.
— Вас понял, снижаюсь до ста шестидесяти пяти. — Капитан выставляет нужную высоту и медленно опускает рычаг закрылок, сбавляя скорость. Обычно это делаю я, но сейчас капитан всецело берет управление на себя. И, черт возьми, я искренне ему за это благодарен.
— *** Airline, SU-612, полоса залита пеной, рядом дежурят машины пожарной и скорой помощи. Ваша полоса левая, снижайтесь до пяти тысяч футов, посадку разрешаю. Удачи вам, ребят, — проскрипел голос диспетчера.
Пять тысяч — это так мало. Это ничто…
— Марк, держим нос самолета параллельно полосе как можно дольше, баки не полностью пусты, может начаться возгорание при ударе
— Надо замедлиться! — кричу капитану, ожидая приказа на выпуск закрылок.
Мы слишком низко… Слишком опасно.
— Закрылки на два.
Приказ услышан. Приказ выполнен.
Перед глазами снова взлетная полоса с мерцающими огнями, залитая пеной на случай пожара. Я вижу, как с каждой долей секунды мы приближаемся, в принципе, страх тоже подступает. Резкий толчок. Огромный самолет с шумной работой четырех двигателей на задних шасси на бешеной скорости несется по взлетно-посадочной полосе все ближе и ближе приближаясь к пене. В какой-то момент кажется, что его невозможно остановить. Сила тянет носовую часть вниз, она упорно хочет помешать нам совершить задуманное. Я прислушиваюсь к шуму двигателей, они продолжают усердно работать, таща по полосе тяжелый самолет, безжалостно раздирая металл обшивки кокпита. Нашей кабины. В этот момент время останавливается вместе с дыханием, а где-то на задворках памяти мелькает мысль о том, что под нами находятся люди. Капитан держит нос самолета параллельно земле до последнего, не переставая нажимать на тормоза.
— Семьдесят узлов, — озвучиваю картинку на мониторах, догадываясь, что сейчас довольно жестко сядем на нос.
— Отличная скорость, чтобы прокатиться по полосе без шасси, — капитан плавно опускает нос самолета, и резкий толчок заставляет упереться руками в бортовую панель. С неимоверной силой нас тянет вперед, сдерживают лишь ремни безопасности и ноги, что упираются в педаль тормоза. — Давай же, тормози.
Я вижу в окно лишь серый асфальт и слышу противный скрежет металла, который режет слух сильнее сигнала красной кнопки. В мыслях рисуется страшная картина, заставляющая содрогнуться, я представляю, как двигатели волочатся по земле, от них валит черный дым и искры, а потом… баки взрываются.
Нам просто повезло…
Мы замедляемся настолько, что скрежет постепенно умолкает. За ним стихает раздражающий сигнал красной кнопки, сопровождающий нас последние несколько минут. Несколько минут, что кажутся адом. К счастью, самолет остановился намного быстрее, чем мы думали. И все остались живы.
Только рано радоваться — впереди эвакуация.
— Экипажу начать эвакуацию, — спокойно произносит капитан в микрофон, давая понять пассажирам, что все прошло довольно неплохо. Затем снимает наушники и закрывает глаза, прекрасно понимая, что сейчас начнется паника и люди будут давить друг друга, направляясь к аварийным выходам и желая вдохнуть свежий воздух. Просто почувствовать себя живыми.
— Дерьмо, — кричу, ударяя рукой по панели. — Капитан, да вы крутой!
— Да, возможно, — капитан расстегивает ремни безопасности и с трудом выбирается из кабины, которая носом упирается в асфальт и стоит под наклоном. — Но надо выводить пассажиров. Отключай все системы и на выход.
Оказавшись внизу, я невольно оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на самолет, о котором мечтал с самого детства. Быть пилотом Boing 747 когда-то было недостижимой грезой маленького ребенка, а сейчас уже взрослым мне приходится наблюдать жуткую картину. Покореженный нос самолета лежит на сером асфальте, его накренило так сильно, что двигатели касаются темного бетона. Трапы, как гигантские лапы паука, уродуют его еще сильнее. Отвратительная картина красивого лайнера предстает передо мной и заставляет ужасаться реальности, в которой мы не застрахованы от многих вещей.