Верное сердце
Шрифт:
Такое здание будто бы уже строилось, и очень быстро, в глуши лесов — в Латгалии.
В постройке курорта были заинтересованы самые высокие лица.
Среди них в первую очередь называли графа Шадурского, шталмейстера двора его величества, собственника земли, по которой должна пройти дорога к источнику. Называли также барона Тизенгаузена и еще одного барона — Фредерикса.
И после этого все-таки находились неверующие.
Но их убеждали!
Из публики посерей громко высказался скупщик
— Неверное дело, — сказал Лещов об акциях.
— Это почему?
— Я те места знаю, где эти источники. Туда и дорог путных нет, одни ухабы.
— Дорогу проложат!
— Дорогу проложат — денежки уложат. Агромадный капитал для такого дела надобен.
— Так вот же и собирают капитал, продают акции.
— Ну, сколько ты, милый человек, соберешь с нашего города? Да хоть бы и со всего уезда?
— Столичный капитал привлекают… Граф Шадурский, барон Тизенгаузен…
— Не знаю, не знаю.
Понадобилось воздействие людей влиятельных, чтобы прасол сдался. Потребовалось вмешательство действительного статского советника Саношко, соседа Лещова по скамье в черносотенном Союзе русского народа.
— Стыдно! — сказал Потап Лещову на заседании союза. — Кому же, как не нам, и поддержать энергию господина Шебеко! И так уж всеми нашими богатствами завладевают иностранцы.
— Завладевают. Это верно. Слыхал я про Нобеля. И про немца Бюлера. И про француза Жоржа Бормана. Да, сказывают, и Ленские золотые прииски в английских руках?
— Ну вот видите!
— Только там — верная прибыль.
— А вам кто мешает? Наоборот, предлагают…
— Мыльный пузырь предлагают.
— Господин Шебеко облечен доверием… э-э… свыше.
— Блеснет на солнышке такой мыльный пузырь, ах, красиво! Лопнет — и до свиданья.
— Так вы что ж, — уже сердясь, спросил Саношко, — открыто выступаете против этого предприятия?
— Ну, уж где мне там открыто…
— Не купите акций?
— Куплю. Для твоего удовольствия, ваше превосходительство. Хочу уважить.
— Да мне-то что? Из-за чего я стараюсь, по-вашему?
Лещов ухмыльнулся:
— Наградой интересуетесь.
— Что?! — возмутился Потап. — Какой наградой?
— Вам господин Шебеко обещался в Петербурге похлопотать. И граф Шадурский посодействует. Ничего, помогай бог.
Саношко гневно закинул криво посаженную голову: вот до чего докатились, привлекая серых людей в союз, почетным членом которого состоит сам государь-император! Как же — «черноземная сила», видите ли…
Но в Шебеко сомневались не одни серые люди.
Воинский начальник хрипел за картами в клубе Благородного собрания:
— Кто будет туда железную дорогу строить? Казна? Не верю!
— Господин Шебеко
— Чьим? Говорите прямо — чьим?!
Чиновник неопределенно пошевелил пальцами пухлой руки над лысой головой.
Воинский начальник вгляделся в этот жест и просипел:
— Неужели?
— Во всяком случае… при дворе заинтересованы.
— При дворе? Значит, стоит, по-вашему, купить акции?
Чиновник пожал плечами:
— Покупают…
И действительно, покупали — мелкие торговцы, чиновники, провизоры, вдовы на пенсии.
А купец Арбузников, картинный бородач, похожий на трефового короля, восклицал в Коммерческом банке, куда зашел по делам:
— Да это ж святое артельное дело! В пояс надо кланяться господину Шебеко!
— Совершенно верно — артельное дело, — вежливо улыбался тот же банковский чиновник. — Артель имущих. В этом — весь смысл акционерного общества. Бывают артели неимущих — грузчиков, бурлаков. А это — артель людей состоятельных.
Трефовый король покосился на чиновника веселыми разбойничьими глазами и распрощался, ушел. Акций он не купил.
И вдруг прошел слух — неизвестно, откуда он взялся: Шебеко отдают под суд.
Судить его будут в Риге.
48
Такой уж выдался тот год: урожай на всякие новости.
Не успели люди как следует поговорить о Шебеко, как появилось новое известие: взяты под домашний арест барон Тизенгаузен, доктор Рипке, некий Дамберг и еще несколько человек.
Оказывается, это группа лиц, давно уже занимавшихся шпионажем в пользу одной иностранной державы. Какой? Германии? Да разве она собирается воевать с нами? Германский император — близкий родственник царю, как же им воевать друг с другом?
Даже в квартире слесаря Оттомара Редаля говорили о деле Тизенгаузена, Дамберга и Рипке.
— Теперь-то их возьмут за жабры! — сказал зашедший вечером Никонов.
— Может, возьмут, а может, и нет. У Тизенгаузена большие… как это… связи.
Никонов даже рассердился на Редаля за такие слова.
— «Как это, как это»! Если б не было доказано, что они шпионы, не стали б тревожить такую персону, как Тизенгаузен. А если уж доказано, как такое дело спрячешь?
— Захотят — спрячут.
О петербургских связях барона Тизенгаузена говорил не один Оттомар Редаль.
Сила этих связей стала известна всем, когда Тазенгаузен, Рипке и другие ровно через две недели оказались на свободе.
Чуть было не испортил им дела Дамберг: он угостил караулившего его жандарма коньяком, от которого тот уснул на целые сутки, а сам исчез из Прибалтики бесследно.