Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
Агнес сказала:
– Как давно вы у нас не были, очень, очень давно. Ведь папа писал вам, кажется?
– Мой отец умер, - смешавшись, сказал Дидерих.
Агнес поспешно выразила соболезнование, но затем снова спросила, почему он тогда, три года назад, так внезапно исчез?
– Ведь почти три года уже, не правда ли?
Дидерих почувствовал себя увереннее. Корпорация поглощала все его время. Дисциплина там отчаянно суровая.
– А кроме того, я выполнил свой воинский долг.
– О!
– Агнес взглянула на него.
–
– Вот теперь как раз готовлюсь к экзамену.
Он хмуро смотрел в одну точку. Его шрамы, солидность его фигуры, вся эта благоприобретенная возмужалость ничего для нее не значат? Она ничего не замечает?
– Но зато вы...
– сказал он неучтиво. По ее худенькому, очень худенькому лицу разлился слабый румянец, заалел даже вогнутый носик с редкими веснушками.
– Да, я порой неважно себя чувствую, но это ничего, поправлюсь.
Дидериху стало ее жалко.
– Я, разумеется, хотел сказать, что вы очень похорошели.
– И он посмотрел на ее рыжие волосы, выбившиеся из-под шляпы; оттого что она похудела, они казались еще более густыми. Разглядывая Агнес, он думал о пережитых унижениях, о том, как изменилась его жизнь. Он вызывающе спросил:
– Ну, а как поживает господин Мальман?
Агнес презрительно скривила губы.
– Вы его помните? Если бы я его встретила, я прошла бы мимо.
– Да? Но у него теперь бюро патентов, он мог бы отлично жениться.
– Что ж из того?
– Ведь раньше вы им интересовались?
– С чего вы взяли?
– Он всегда делал вам подарки.
– Я бы предпочла их не принимать, но тогда...
– Она смотрела на дорогу, на прелую прошлогоднюю листву.
– Тогда я не могла бы и от вас принимать подарки.
Она испугалась и замолчала. Дидерих понял, что свершилось нечто важное, и тоже онемел.
– Стоит ли говорить о такой безделице? Немного цветов...
– наконец выдавил он из себя. И в новом порыве возмущения бросил: - Мальман подарил вам даже браслет.
– Я никогда его не ношу, - сказала Агнес.
У Дидериха вдруг забилось сердце, он с трудом выговорил:
– А если бы этот подарок был от меня?
Молчание; он не дышал. Она чуть слышно произнесла:
– Тогда носила бы.
Она вдруг прибавила шагу и больше не проронила ни слова. Подошли к Бранденбургским воротам, увидели на Унтер-ден-Линден грозный наряд полиции, заторопившись, прошли мимо и свернули на Доротеенштрассе. Здесь было малолюдно. Дидерих вновь замедлил шаг и рассмеялся:
– Если вникнуть, это невероятно смешно. Все, что Мальман вам дарил, покупалось на мои деньги. Он отбирал у меня все, до последней марки. Я был еще совсем наивным юнцом.
Они остановились.
– О!
– произнесла она, и в ее золотисто-карих глазах что-то дрогнуло. Это ужасно. Можете вы мне это простить?
Он покровительственно улыбнулся. Дело прошлое. Недаром говорится: молодо-зелено.
– Нет, нет, -
Теперь самое главное, сказал он, как ей добраться до дому. Здесь тоже все оцеплено, омнибусов нет как нет.
– Мне очень жаль, но вам придется еще побыть в моем обществе. Кстати, я живу неподалеку. Вы могли бы подняться ко мне, - по крайней мере, были бы под крышей. Но, конечно, молодой девушке трудно на это решиться.
В ее взгляде по-прежнему была мольба.
– Вы так добры, - сказала она, учащенно дыша.
– Так благородны.
– Они вошли в подъезд.
– Я ведь могу довериться вам?
– Я знаю, к чему обязывает меня честь моей корпорации, - объявил Дидерих.
Идти надо было мимо кухни, но, к счастью, там никого не было.
– Снимите пальто и шляпу, - милостиво сказал Дидерих.
Он стоял, не глядя на Агнес, и, пока она снимала шляпу, переминался с ноги на ногу.
– Пойду поищу хозяйку и попрошу вскипятить чай.
Он уже повернулся к двери, но вдруг отпрянул, - Агнес схватила его руку и поцеловала!
– Что вы, фрейлейн Агнес, - пролепетал он вне себя от испуга и, точно в утешение, обнял ее за плечи; она припала к нему. Он глубоко зарылся губами в ее волосы, ему казалось, что теперь это его долг. Под руками Дидериха она задрожала, забилась, точно под ударами. Сквозь прозрачную блузку он ощутил влажное тепло. Дидериха бросило в жар, он поцеловал ее в шею. И вдруг ее лицо придвинулось близко-близко: полуоткрытый рот, полуопущенные веки и никогда еще не виданное им выражение; у него закружилась голова.
– Агнес, Агнес, я люблю тебя, - сказал он, словно изнемогая от глубокого страдания.
Она не ответила; из ее открытого рта толчками вырывалось теплое дыхание, он почувствовал, что она падает, и понес ее; ему чудилось, что она вот-вот растает у него на руках.
Потом она сидела на диване и плакала.
– Прости меня, Агнес, - просил Дидерих.
Она взглянула на него мокрыми от слез глазами.
– Я плачу от счастья, - сказала она.
– Я так давно жду тебя. Зачем? спросила она, когда он начал застегивать ей блузку.
– Зачем ты прикрываешь мне грудь? Разве я уже не нравлюсь тебе?
– Я отлично понимаю, какую взял на себя ответственность, - сказал он на всякий случай.
– Ответственность?
– переспросила Агнес.
– На ком же ответственность? Три года уже, как я люблю тебя. Ты этого не знал. Это судьба!
Дидерих, который слушал, засунув руки в карманы, подумал, что это судьба легкомысленных девушек. И все же он испытывал потребность вновь и вновь слушать ее заверения.
– Значит, ты и вправду меня, одного меня любила?
– Я чувствовала, что ты мне не веришь. Какой это был ужас, когда я поняла, что больше тебя не увижу, что всему конец. Да, ужас. Я хотела тебе написать, пойти к тебе. Но у меня не хватило духу, - ведь ты меня не любил. Я так извелась, что папа увез меня из Берлина.