Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Спасаясь от дальнейших притязаний со стороны семейства Геппелей, он тотчас же уехал. В купе было нестерпимо жарко. Дидерих, оказавшийся единственным пассажиром, мало-помалу снял с себя все: сюртук, жилет, ботинки. За несколько остановок до Нетцига одиночество его было нарушено двумя дамами, по виду иностранками. Их явно оскорблял вид его фланелевой рубашки, а его раздражала их чрезмерная элегантность. Они заговорили на каком-то непонятном языке, - видимо, выразили ему протест, но он только пожал плечами и положил ноги в носках на скамью. Дамы зажали носы,
– Да ну?
– Дидерих уставился на нее. Он разглядывал ее пухлое розовое лицо с мясистыми губами и дерзким вздернутым носиком, белокурые волосы, гладко и аккуратно причесанные, молодую жирную шею и пальцы, сжимавшие колбасу и торчавшие из митенок, тоже как розовые сосиски.
– Нет, - заявил он решительно, - знать вас я не знаю, но что вы чрезвычайно аппетитны, это бесспорно. Совсем как розовый поросеночек.
– И он обхватил ее за талию. В тот же миг она закатила ему оплеуху.
– Знатно! сказал он и потер щеку.
– И много у вас таких припасено?
– На всех нахалов хватит!
Она залилась воркующим смехом, бесстыдно подмигнув ему маленькими глазками.
– Кусок колбасы можете получить, а на большее не рассчитывайте!
Он невольно сравнил ее манеру защищаться с безответностью Агнес и подумал: "На такой можно спокойно жениться".
Наконец она назвала себя, но только по имени, и, так как он все еще не узнавал ее, стала расспрашивать о его сестрах.
– Густа Даймхен!
– воскликнул он, и оба радостно захохотали.
– Помните, как вы мне дарили пуговицы, которые срезали с лоскутков на вашей фабрике? Ах, господин доктор, этого я никогда не забуду. Знаете, что я с ними делала? Припрятывала, а когда мать давала мне деньги на пуговицы, покупала себе конфеты.
– Значит, вы еще и практичны!
– Дидерих был в восторге.
– Помню, как вы девчонкой лазили к нам через ограду. Панталон вы обычно не носили, и когда юбочка задиралась, чего только, бывало, снизу не увидишь!
Она взвизгнула: воспитанные люди не вспоминают о таких вещах.
– Теперь все это, конечно, еще обольстительнее, - добавил он.
Она сразу перестала смеяться:
– Я помолвлена!
Она помолвлена с Вольфгангом Буком! Дидерих, скорчив разочарованную мину, умолк. Потом сдержанно сказал, что знает Бука.
Она осторожно спросила:
– Вы, вероятно, считаете его взбалмошным? Но Буки ведь очень аристократическая семья. Правда, есть семьи побогаче...
Изумленный Дидерих вскинул на нее глаза.
Уже под самым Нетцигом фрейлейн Даймхен осведомилась:
– А ваше сердце, господин доктор, еще свободно?
– От помолвки пока удалось отвертеться...
– Он многозначительно кивнул.
– Ах, вы непременно должны мне все рассказать!
– воскликнула она. Но поезд уже подходил к перрону.
– Надеюсь, мы еще встретимся, и даже в ближайшем будущем, - заключил разговор Дидерих.
– Замечу только, что молодой человек иной раз оказывается черт знает в каком щекотливом положении. Одно неосторожно сказанное слово и жизнь испорчена.
Обе сестры Дидериха встречали его на перроне. Увидев Густу Даймхен, они сначала презрительно поджали губы, но затем кинулись ей навстречу и помогли нести вещи. Оставшись с Дидерихом втроем, они объяснили, почему так усердствовали. Оказывается, Густа получила наследство. Она миллионерша. Так вот оно что! Он онемел от благоговения.
Сестры поспешили сообщить ему подробности. Какой-то старый родственник в Магдебурге{105}, за которым Густа ухаживала до самой смерти, завещал ей весь свой капитал.
– Недешево он ей достался, - заметила Эмми, - старик, говорят, под конец был ужасно неаппетитен.
– Да и вообще, кто знает, что там у них было, - подхватила Магда, ведь она целый год прожила с ним одна.
Дидерих вспылил.
– О таких вещах молодой девушке не пристало рассуждать!
– крикнул он сердито; а на уверения Магды, что они слышали это от Инги Тиц и Меты Гарниш и вообще от всех, он заявил: - Я требую, чтобы вы решительно пресекали подобные разговоры.
Наступило молчание.
– Густа, кстати сказать, помолвлена, - заметила Эмми.
– Знаю, - буркнул Дидерих.
Навстречу то и дело попадались знакомые, Дидериха со всех сторон величали "господином доктором", сияя, он гордо выступал между Эмми и Магдой, а те поглядывали на него сбоку, восторгаясь его великолепными модными усами. Фрау Геслинг, увидев сына, раскрыла ему объятия и вскрикнула, словно погибающая, вдруг узревшая своего спасителя. Дидерих неожиданно для себя прослезился. Он вдруг ощутил торжественность этой знаменательной минуты впервые переступал он порог своего дома с докторским дипломом в кармане, полновластным главой семьи, обязанным по собственному просвещенному разумению управлять семьей и фабрикой. Он протянул руки матери и сестрам, всем сразу, и сказал проникновенно:
– Всегда буду помнить, что обязан держать за вас ответ перед господом богом.
Однако фрау Геслинг была явно чем-то обеспокоена.
– Ты готов, сын мой?
– спросила она.
– Наши люди ждут тебя.
Дидерих допил пиво и, возглавив шествие, спустился с матерью и сестрами вниз. Двор был чисто подметен, вход на фабрику обрамлен гирляндами и лентой с надписью: "Добро пожаловать!" Их встретил старый бухгалтер Зетбир.
– Ну, здравствуйте, господин доктор!
– сказал он.
– Я хотел подняться к вам наверх, да задержали дела.