Верность Отчизне. Ищущий боя
Шрифт:
— Мы еще молодые, дедусь, — шутили летчики.
— Да и без того погреться найдется, — продолжал наш заботливый хозяин, хитро подмигивая. — Я ведь от фрица горилку да сало припрятал. Все ждал, когда вас, сынки, попотчую.
— Бедовый у нас дед, — смеялись летчики.
Чтобы не обидеть старика, отведали горилку и сало.
Поблагодарив, я сказал за всех:
— Не обижайтесь, дедусь: нам пора спать. Встаем спозаранок.
…Наш аэродром был хорошо укатан, и мы, «выкраивая погоду», вылетали по нескольку раз в день на прикрытие наземных войск. Невдалеке прикрывали войска
Мы вели воздушные бои в районе Звенигородка — Шпола. Именно на этом участке фронта противник пытался прорвать кольцо окружения. Господство в воздухе мы удерживали прочно, но бои приняли ожесточенный характер.
30 января я три раза вылетал со своей эскадрильей в этот район, провел трудные бои. И когда мы вернулись в третий раз, нас ждало тягостное известие — в бою погибли Саша Колесников и Саша Кальянов. Вся наша боевая семья горевала, и больше всех Иван Колесников.
Братья до недавних пор были неразлучны, служили в одной эскадрилье, вместе летали. Их разъединили, и Иван все твердил, что враг не сбил бы ведущего — Сашу, если б они полетели вместе.
В этот же день моей эскадрилье представился случай отомстить за друзей. По приказу командира я вылетел в четвертый раз в тот же район. Облака затянули белесое небо, видимость была неважная. На фоне снежного покрова внизу отчетливо виднелись воронки — по ним нетрудно определить линию фронта. Внезапно я заметил белые самолеты. Они появились неожиданно, ниже нас. По белому фону разбросаны черные пятна: зимний камуфляж. Насчитываю 27 «юнкерсов». Звено летит за звеном. Они готовятся к бомбометанию по деревне Журовка, где было скопление наших танков.
Передаю товарищам:
— Иду в атаку.
Противник, очевидно, понял, что мы его обнаружили. «Лапотники» начали удирать: рассчитывали скрыться на фоне снега и воронок. Быстро отправляю одного на землю.
— Вот тебе, гад, за Сашу Колесникова!
Смотрю — Мухин в удобном положении. Передаю ему:
— Бей! Прикрываю!
И Мухин стремительно атакует и сбивает фашистский бомбардировщик. За Сашу Кальянова.
Еще двух сбивают Жигуленко и Брызгалов.
Откуда ни возьмись — «мессеры». Тоже размалеваны: по белому фону темные полосы — в елку.
Завязываем бой. Очень хочется еще одного стукнуть! Пристраиваюсь в хвост к «мессеру», но он удирает в облака. Зато Никитин сбивает другого «мессершмитта». Так, прикрывая танкистов, мы наказали врага за гибель боевых товарищей. Не спасла фашистов маскировка.
Когда на аэродроме Никитина поздравляли со сбитым, он отвечал:
— Да я ведь только свой долг выполнял — прикрывал действия ведущего. Думал об одном: как бы не потерять его, отбить от него атаку и не столкнуться с «мессером».
Вечером обсуждаем тактику ведения боя с камуфлированными самолетами в такую погоду: по разведданным стало известно, что противник бросил сюда на усиление своей авиации асов из группы Удэт. Сашу Колесникова и Сашу Кальянова, очевидно, и сбили камуфлированные асы.
Белые в черных разводах самолеты нам встречались потом не раз. И, как правило,
СЛУЖИМ РОДИНЕ
Старики говорили, что весна пришла раньше обычного: в первых числах февраля снег начал таять. Вылетать на боевое задание удавалось только изредка, и то ранним утром, когда перепадали заморозки. К полудню аэродром раскисал. Взлететь было невозможно: колеса застревали в грязи и летчик рисковал, что самолет скапотирует — перевернется на спину.
Наши наземные войска ушли вперед и вели ожесточенные бои с контрнаступающим противником. А нас сковала распутица, и это нервировало.
Утром 4 февраля я, как обычно, пошел на КП узнать об обстановке и прогнозе погоды. По дороге встретил Ольховского, Семенова и Беляева. Они о чем-то оживленно разговаривали. «Чему это они радуются?» — удивился я. До меня донеслись слова Беляева:
— Вот все три наши героя в сборе.
Когда я подошел к ним, командир пожал мне руку:
— Сердечно поздравляю вас с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза.
Беляев добавил:
— Высокое звание присвоено майору Ольховскому, капитану Семенову и вам, товарищ старший лейтенант. В нашей боевой семье теперь три Героя.
Уж не ослышался ли я? Да нет: весть уже молнией облетела аэродром. Ко мне подбежали летчики эскадрильи, механик Иванов. Друзья качают Ольховского и Семенова, качают меня. С трудом вырываюсь:
— Да подождите, ребята. Как-то не верится!
Все смеются, и я снова лечу вверх.
Несколько дней спустя к нам прилетел «У-2». Летчик искусно посадил его на травянистое покрытие — на улицу, у самых хат. «У-2» доставил нам газеты.
Я был у своего самолета, когда ко мне подбежал, размахивая газетой, Никитин:
— Вот смотри — «Красная звезда». Ваши фамилии карандашом подчеркнуты.
С невольным волнением беру газету. Перед глазами Указ Президиума Верховного Совета от 4 февраля 1944 года. Девяноста семи офицерам ВВС Красной Армии присвоено звание Героя Советского Союза. В длинном списке фамилий вижу и наши.
И все-таки мне как-то не верилось, что я, простой деревенский парень, получил это высокое звание. Хотелось поскорее делом ответить на награду Родины. Но, увы, мы были привязаны к раскисшему аэродрому.
…В ночь на 17 февраля была сильная пурга. А ранним утром к нам на аэродром пришел незнакомый летчик. Ночью, выполнив задание, он приземлился невдалеке от нашего аэродрома на «У-2». Рассказал, что ночная легко-бомбардировочная авиация нашей воздушной армии в самый снегопад поднялась в воздух и нанесла удар по немецким войскам, сделавшим попытку выйти из «котла». Он спешил к себе в полк. Мы укатали полосу, и отважный экипаж на своем «У-2» поднялся в воздух.
А через несколько часов узнаем, что советское командование еще 8 февраля предложило окруженным немецким войскам прекратить сопротивление. Но противник отклонил ультиматум. Тогда наши войска начали генеральную атаку и сегодня, 17 февраля, несмотря на снегопад и вьюгу, завершили ликвидацию вражеской группировки из десяти дивизий и одной бригады в районе Корсунь-Шевченковский.