Верность
Шрифт:
Шутка шуткой. А Стасовой доводы Михаила Васильевича показались достаточно серьезными.
— О влиянии Фрунзе на Карбышева мне говорил и Дзержинский, — продолжала Елена Дмитриевна. — Уж не знаю, где и когда Феликс Эдмундович познакомился с Карбышевым, но уверял меня, что назвал бы его убежденным и преданным фрунзенцем, если бы сам Фрунзе не был ленинцем.
В архиве Центрального музея Советской Армии нашелся документ, подтверждающий встречу Карбышева с Дзержинским. Это записка, написанная рукою Дмитрия Михайловича на листке блокнота, с припиской, сделанной Дзержинским.
В 1921 году Феликс Эдмундович по предложению
Вот почему врио (временно исполняющий обязанности) начальника инженеров всех вооруженных сил Украины и Крыма вместе с военкомом того же управления П. Комаровским, приехав из Харькова в Москву как раз по делам, связанным с Донецким угольным бассейном, поспешили в приемную Дзержинского. Дел у них невпроворот. А тут очередь, и у Феликса Эдмундовича какое-то срочное заседание.
Тогда Карбышев попросил секретаря передать наркому записку:
«Наркомпуть
тов. Дзержинскому!
По приказанию командующего войсками Украины тов. Фрунзе прибыл для доклада об арендовании военведом каменноугольных шахт в Донбассе.
Прошу указать, когда вы можете принять доклад. Начинж УВО Карбышев Военком П. Комаровский».
Феликс Эдмундович на том же листке ответил: «У меня сейчас заканчивается заседание. Обождите, пожалуйста.
Ф. Дзержинский».
Сразу же после заседания посланцы Фрунзе были приняты. Нарком убедился, что у Михаила Васильевича деловой и энергичный помощник.
Нашлось подтверждение и тому, что Фрунзе старался помочь своему другу — военному инженеру в изучении марксизма. Но об этом речь впереди…
Через неделю мы снова вели непринужденную беседу. На сей раз Елена Дмитриевна Стасова выглядела необыкновенно озабоченной.
— Такой неспокойный день, — сказала она, жестом руки предложив мне сесть.
— Если неспокойный, перенесем…
— Вы опять за свое, товарищ, — перебила она. — Приучайтесь к точности. Не откладывайте никогда на потом, что наметили на сейчас…
В разговоре Стасова коснулась военной деятельности одного из соратников Владимира Ильича — Сергея Ивановича Гусева.
— А ведь Гусев воевал на двух фронтах вместе с Карбышевым… — не удержался я от реплики, горя желанием узнать что-нибудь еще о Дмитрии Михайловиче.
Елена Дмитриевна иронически улыбнулась.
— Кстати, о Карбышеве, — это прозвучало в ее устах вроде поговорки «ни к селу, ни к городу». И все же, пытливо взглянув на меня сквозь сильные очки, она смилостивилась и ответила. — Как вы правильно изволили заметить, Сергей Иванович воевал вместе с Карбышевым на Восточном и Южном фронтах. Гусев всегда считал его очень близким к партии военным специалистом. Карбышев еще в восемнадцатом вошел в группу сочувствующих Коммунистической партии. И чем чаще Сергей Иванович наблюдал Карбышева в деле, тем больше укреплялся в своем мнении о нем. Гусев твердо верил — военный инженер, вместе с ним участвовавший в боях против Колчака и Врангеля, будет всегда с партией.
— Музей революции вы часто посещаете? — вдруг спросила Стасова. — Внимательно осматриваете стенды? Там под стеклом одной из витрин лежит небольшая зеленая тетрадка. Это единый партийный билет. Впервые его начали выдавать в ходе гражданской войны. Тот, что
В том бою на огненной переправе, на самых опасных участках, в самые критические моменты бойцы видели Фрунзе, Блюхера, Гусева, Бела Куна, Карбышева.
Дмитрий Михайлович сделал все, что в его силах, для успеха штурма. Не требовалось лучшей рекомендации в партию.
— Насколько мне известно, Карбышев вступил в партию гораздо позже. Как вы думаете, Елена Дмитриевна, почему он тогда, в годы гражданской войны, не сделал этого? — поинтересовался я.
— Дорогой товарищ, вы хорошо представляете себе обстановку того времени? А понятна ли вам психология бывшего царского офицера?
Стасова позвала секретаря, попросила его достать в книжном шкафу «Воспоминания о Ленине» Надежды Константиновны Крупской и прочесть страницу (она назвала цифру).
— Там должна быть моя закладка…
Секретарь достал книгу, полистал и начал читать:
«…Помню, я присутствовала при одном докладе Ильичу о том, как недоверчиво относились к старым военным специалистам красноармейцы. Вначале приходилось учиться у военных специалистов — это понимали и красноармейцы, но к военным специалистам они относились сугубо настороженно, ничего им не спускали, даже в области бытовой. Настороженность красноармейцев была понятна: старорежимный командный и начальствующий состав далеко стоял от солдат».
Елена Дмитриевна остановила секретаря:
— Погодите. Найдите, пожалуйста, то место, где говорится про письмо Дукельскому. — Обращаясь ко мне: — Оно было получено в ЦК из Воронежа.
Неожиданно в коридоре раздался звонок. Отдавая мне раскрытую книгу, секретарь показал пальцем нужный абзац: «Вот здесь» — и вышел из кабинета.
— Читайте, пожалуйста, вслух, — попросила Елена Дмитриевна.
В письме из Воронежа профессор Дукельский требовал «товарищеского отношения со стороны красноармейцев к спецам». Владимир Ильич ответил ему статьей в «Правде». В ней он потребовал товарищеского отношения спецов к красноармейцам. Крупская процитировала в своих воспоминаниях несколько строк из этой статьи: «…относитесь товарищески к измученным солдатам, к переутомленным рабочим, озлобленным веками эксплуатации, тогда дело сближения работников физического и умственного труда пойдет вперед гигантскими шагами»[1].
— Дукельский писал лично Ленину, — подчеркнула Елена Дмитриевна. — А Ленин ответил всем бывшим офицерам, всем старорежимным спецам — и военным, и гражданским… Карбышев, — предположила она, — без сомнения, читал ленинский ответ в газете. Но мог ли он принять упрек Владимира Ильича на свой счет? Нет! Дружеские, товарищеские отношения с рядовыми начали складываться у него еще до революции. Карбышеву не приходилось требовать к себе хорошего отношения со стороны бойцов Красной Армии, незачем было ему жаловаться на их настороженность. Он быстро нашел с ними общий язык. Они ему доверяли, выбрали командиром. В дружеских отношениях с ним были и Фрунзе, и Куйбышев, и Гусев. А вопрос о том, быть ли ему в партии, видимо, был для него не простым.