Верну любовь. С гарантией
Шрифт:
— Так сколько, вы говорите, заплатили? — кротко поинтересовалась Катя, задвигая ноги под стол от темпераментной Богуславской.
— Пятнадцать штук! А что? Между прочим, честно заработаны. Мой все налоги всегда платит. Можете проверить… — Богуславская вдруг остановилась и рухнула на стульчик.
— Налоги меня совершенно не интересуют, — успокоила ее Катя.
— Нет, ты только подумай, как она мне мужика уделала, Катюха! Курить будешь? Нет? Ну и правильно. Я сама недавно закодировалась, а теперь со всех дел обратно… Я бы еще столько отдала, чтобы мужик опять как мужик стал. Может, еще к ним сходить? А этой, — она постучала по фотографии Ворониной пальцем с кровавым маникюром, — я ноги из жопы повыдергаю.
— Не получится. Она умерла, — спокойно произнесла Катя, наблюдая за реакцией Богуславской.
— Что?! — Римма Богуславская поперхнулась дымом. — Как?!
— Из окна выбросилась.
— Так этой суке и надо, — выдохнула Богуславская, гася сигарету прямо об улыбающееся глянцевое лицо Алевтины Ворониной. — Так этой суке и надо!
Даша смотрела на сияющее кольцо на своем пальце. Слова «выходи за меня замуж» все еще звучали у нее в ушах. Неужели Саша сделал ей предложение? Она до сих пор не могла в это поверить. Человек, которого любит она, тоже ее любит. И более того, просит стать его женой. Вдруг вспомнилось, что сказал ей тогда тот, в черном: «Вы удачно выйдете замуж». Значит, все правда? Как только она лишилась этого заклятия, что лежало на их семье всю жизнь, так сразу все стало хорошо. Она встретила Сашу. Он тоже в нее влюбился и сделал ей предложение. Неужели это только благодаря магии? И что будет с ними, когда волшебные чары развеются? Ведь в сказках чары всегда рассеиваются. Или это только злые чары, а добрые остаются? Вдруг будет как в сказке: утром она проснется — и ничего не было. Ни объяснения, ни кольца, ни Саши… Фу, глупость какая! Даша подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.
— Некрасивая, толстая, старая корова, — сказала она.
Из зеркала на нее смотрела симпатичная, светло-русая, совсем молоденькая девушка с сияющими глазами. На руке у этой девушки было золотое колечко с белой жемчужиной. Вокруг жемчужины вспыхивали и переливались какие-то камушки. Даша поднесла кольцо к губам и поцеловала.
— Ведьма, — упрекнула она ту, вторую.
Девушка в зеркале смолчала. Только голубые глаза ее смотрели на Дашу с явным превосходством.
— Все дороги ведут в Рим. — Банников отодвинул ворох Катиных отчетов и придавил их невесть откуда взявшейся на столе килограммовой гирей.
— Имеем уже восемь эпизодов, не считая истории с Ольгой Литвак, — подтвердил Лысенко. — Если весь список отрабатывать, никакого времени не хватит. Эй, слушай, это же мой вещдок. — Он указал Банникову на гирю. — К тебе-то он как попал?
— На, забери, если она тебе дорога как память. А отрабатывать все равно придется. Ведь если Воронина эта была у них не одна, то представляешь себе масштабы их деятельности?
— Да… Схема четкая и работает, как часы. Выбегала, падала, у нее отламывался каблук — и дальше как по нотам. Они ее поднимали, везли домой, по дороге она с ними разговаривала, причем всегда на тему, которая человеку была интересна. За чашкой кофе знакомство продолжалось, и через пару часов — все, клиент спекся! Влюблен в эту дамочку по уши, при этом она — первая и последняя любовь в его жизни. Не иначе как ее профессиональный психолог натаскивал.
— Не только психолог. Как она под машину ни разу не попала?
— Всегда было место, где машина скорость еще не набрала или сбросила до нуля и водитель вовремя тормозил. Ясно-понятно, что они их выпасали от начала до конца и план разрабатывали каждый раз до мелочей, учитывая все особенности клиента. Сашка с Катериной где? Давай их сюда. Или давай лучше к ним. Я чаю хочу. Сладкого и с конфетой.
— А конфету тебе кто даст?
— Конфету я сам принесу. — Лысенко достал из стола пакет.
Через несколько минут Лысенко, забыв о чае
— Ничего себе! — присвистнул он, быстро откладывая лист за листом. — Ну и аппетит у них!
— Да, еще пять эпизодов. Схема все та же. Муж уходил из дому, а если он не решался, то добрый человек открывал жене глаза на похождения благоверного. А потом этот же или другой добрый человек советовал сходить в одно место, чтобы снять с супруга наваждение. И похоже, аппетит у них все время рос. Больше всего они взяли с Богуславской — пятнадцать тысяч долларов. И Богуславская еще хочет туда идти, потому что муж, как она говорит, после Ворониной стал импотентом.
— Да, тяжелый случай… — прокомментировал Лысенко.
— Я вчера всю ее обувь перешерстил и, кроме ботинок и сапог, еще три пары летней нашел с тем же фокусом, — доложил Бухин.
— А это что? Ты зачем ей в глаз ткнула? Сеансы черной магии проводишь, учишься? — Банников взял со стола фотографию Ворониной с прожженной посреди дырой.
— Это Богуславская, — смущенно пояснила Катя, — испортила.
Радику Хлебникову в детстве очень не нравилось его имя. Ну почему родители не назвали его Сашей или Сережей, например? Саша и Сережа жили с Радиком в одном подъезде и ужасно его дразнили. «Радиоактивный элемент! Радиоактивный элемент!» — кричали они во дворе. Слово «радиоактивный» представлялось маленькому Радику чем-то вроде громко кричащего в кухне Саши и Сережи радио. Это радио было слышно даже из-за закрытой двери: оно жило какой-то отличной от существования людей жизнью — включалось в шесть утра со словами «Доброе утро, дорогие товарищи!» и весь день потом пело, докладывало о трудовых подвигах советского народа, транслировало футбольные матчи, рассказывало сказки. «Хочешь, дружочек, я расскажу тебе сказку?» — вопрошало радио прямо с лестничной площадки маленького Радика. Мальчик очень хотел сказку, и еще он хотел дружить с Сашей и Сережей. Но они редко брали маленького Радика в свои игры, да и мама Радика не поощряла этой дружбы. «Плебеи» — так отзывалась она о соседях. Саша и Сережа были, соответственно, «дети этих плебеев». Радик рано научился читать и читал себе сказки сам. Радио в их доме тоже, разумеется, было, но оно почти всегда молчало. И будил Радика противный дребезжащий будильник, а не звучные аккорды гимна Советского Союза.
В садике его тоже дразнили: «Радик, Радик, съешь оладик!» Это было не так обидно, как «радиоактивный элемент», но детский сад Радик все равно не любил. Ну почему у него нет бабушки, как у Саши и Сережи? Он бы целый день сидел дома, и читал сказки, и лепил из пластилина, и плевал из окна горохом. И не спал бы днем на холодных детсадовских простынях с фиолетовыми печатями, а ходил с бабушкой на рынок, где грудастые тетки торгуют самодельными леденцами. Бабушка у Радика была — мамина мама, но жила она в другом городе, далеко отсюда.
Мать Радика была очень хорошим невропатологом, а отец — физиком-теоретиком, преподавал в институте, и именно ему Радий Хлебников был обязан своим необычным именем. И именно от него маленький Радик узнал, что радий — это интереснейший химический элемент, который открыли супруги Кюри. «Чтобы добыть немного этого ценного элемента, они перелопатили очень много тонн руды», — рассказывал папа и показывал маленькому сыну портреты знаменитых супругов. «Вот какие замечательные люди, запомни их, сынок!» Супруги Кюри осели в памяти у маленького Радика черными, как шахтеры, выходящие из забоя, и с лопатами в руках. Открытие радия, рассказывал далее ему отец, совершило революцию в науке и породило много новых научных направлений. Поэтому они с мамой так его и назвали. Они надеются, что их сын не посрамит такого славного имени, говорил отец. Они надеются, что сын не посрамит такую славную фамилию, говорила Радику мать. И Радик старался.