Вернуть изобилие

Гринленд Колин

Он прижался губами к ее уху. Его язык был как мордочка крошечного животного, он пробовал, щекотал ее. Табита засмеялась и поздравила себя.

Свет в каюте мигнул.

Он остановился, глядя в потолок:

— Что это было?

— Кстаска делает кое-какую работу на корабле, — сказала Табита.

Он кивнул:

— Хорошо, — сказал он. — У нее это хорошо получается.

И стянул с нее брюки.

Табита стащила тапочки и ступила из них. Обвила руками тонкую талию Могула.

В глубине ее сознания крутилась

какая-то мысль, она озадачивала Табиту. Что-то в том, что он только что сказал. Она притянула его на койку и некоторое время лежала рядом, прижав его к себе, расстегивая его брюки.

У него были груди. Легкий намек на выпуклости, незаметный, когда он лег, чтобы она могла снять с него брюки; но все же груди. Значит, они действительно были совершенно идентичны, эти Близнецы. Как странно, подумала Табита. А потом пришла мысль: он назвал Кстаску «она».

Она выпустила его из объятий, отодвинулась, встав на колени на койку.

— Ты Саския, — сказала Табита.

И стянула с него трусики.

Так оно и оказалось.

Саския, казалось, была в смятении:

— Я думала, ты знаешь, — прошептала она. — Я — это он, а он — это я.

И улыбнулась легкой печальной улыбкой.

В голове Табиты царил отчаянный хаос. Она свирепо спросила:

— КТО ты на самом деле?

— Я — это я, — сказала Саския. — Правда, — подтвердила она.

Табита задрожала. Саския потянулась к ее руке, но Табита отшатнулась.

— Кто вы, черт бы вас побрал? — выкрикнула она. — Как вы можете быть близнецами, совершенно идентичными?

— Мы не близнецы, — сказала Саския, — не близнецы.

Одним конвульсивным движением Табита схватила свою тенниску и стала натягивать ее на голову. Саския потянулась к ней, словно пытаясь остановить, потом откинулась назад в нерешительности.

Табита села, скрестив ноги. Свет снова потускнел, потом стал таким же ярким, как и прежде.

— Расскажи мне, — сказала она.

Саския неловко подвинулась, все ее изящество и элегантность исчезли.

— Ну, сейчас — да, но раньше — нет, — сказала она.

Табита, разозленная и наэлектризованная, фыркнула: — Какого черта…

— Нас было пятеро близнецов, — сказала Саския. Потом провела кончиком языка по губам. — Нас осталось только двое, — сказала она.

Она снова потянулась к Табите, стремясь обнять ее, желая, чтобы Табита обняла ее, и Табита прижала ее к себе.

Саския сказала:

— Мы были экспериментом. Сьюзен, Гореаль и Зидрих — их списали. Нам удалось бежать. Нас спасли. Иначе нам бы не выжить.

Табита слышала, как твердо и решительно стучит сердце Саскии в его узкой клетке.

— Мы ничего не знали, — рассказывала Саския, — о… других людях. О системе. Мы никогда не разлучались, — сказала она. И потерла нос, сделав неожиданно уродливую гримасу, как слепой человек, не умеющий контролировать

свое выражение лица. — Я хочу уйти от него, — заявила она.

— Почему?

Саския села, глядя в лицо Табиты:

— Чтобы быть самой собой! Чтобы я могла… — она беззвучно вздохнула. — Он хочет тебя, — сказала она, кладя ладонь на грудину Табиты.

Табита почувствовала, как ее жар остывает и испаряется.

— Поэтому ты сюда и пришла?

— Он не должен быть с тобой.

Табита проглотила свой гнев. Они же дети. Она чуть не отправилась в постель с ребенком.

— Значит, ты пришла сюда первой, — сказала Табита. — Ты не можешь так поступать, — с силой заявила она, — нельзя так обращаться с людьми.

— Как обращаться? — Саския была озадачена.

— Как… как с оружием.

— Дело не в этом, — тут же отозвалась Саския, причем очень решительно. — Нет, Табита. Я тоже тебя хочу, — сказала она, снова умоляюще. — Я люблю тебя…

— Нет, не любишь, — сказала Табита, теряя терпение, — ты просто подражаешь ему.

Саския смотрела на нее снизу со слезами в глазах.

— Не подражаю, — сказала она. — Я бы не смогла. Ты не понимаешь. Я — это действительно он. Чего хочет он, того хочу и я.

— Ну что ж, меня ты не получишь, — коротко сказала Табита. — Меня никому не заполучить. Я не твоя. Я сама по себе.

Саския сказала мягко и неожиданно очень серьезно:

— Вот поэтому я и люблю тебя. — Она погладила бедро Табиты. — Ты настоящая, а я не привыкла к настоящим людям. Могул и я, мы не настоящие, — сказала она, протянула руку за своей одеждой и стала одеваться. — Кстаска — настоящая, но она не человек. Тэл тоже. Марко не настоящий, он весь состоит из слов. А Ханна — мертвая.

Позже Табита вспомнила, что Саския была далеко не так одинока, как притворялась. Через перегородку она иногда слышала их с Марко, их стоны и вскрики.

Разве что это был Могул.

В ту ночь Табита проснулась, увидев сон про капитана Девере, искалеченного пилота, вечно кружившую вокруг Деймоса в своей крепости из черного камня. Она проснулась, вспомнив ее запах — мускуса и машинного масла.

За дверью, в соседней каюте раздавались голоса.

Марко и Саския, подумала Табита и поняла, что уже ревнует.

Но там были и остальные, они негромко и дружески беседовали. Табита слышала их всех: чириканье Тэла, далекое жужжание Кстаски. Что они там делают: играют в карты или замышляют смуту? Табита напрягла слух, но не смогла ничего расслышать.

Она молча слезла с койки, натянула халат и вышла в коридор.

Ночь была тоже относительной, как и все в сверхпространстве. Там нет ни темноты, ни света, кроме того, что проникает с противоположной стороны зеркала, из настоящего пространства. В этом тусклом потоке Табита подошла ко входу к трюм и вошла внутрь.