Вернуть изобилие

Гринленд Колин

Знаешь, я только тогда сообразила, что он понял. И сделал это для меня.

— Я ЖЕ ГОВОРИЛА, ЧТО ОН ХОРОШИЙ.

— Да. И получить какое-нибудь жалованье — это тоже было бы хорошо.

Когда переезжаешь, всегда теряешь что-нибудь.

36

— Что делает на моем корабле эта штука?

Табита был страшно зла и напугана. Насколько она знала, была середина ночи, после жуткого дня. Охлажденный гроб с мертвым внеземлянином — это было вовсе не то, чего Табита хотела или ожидала бы найти посреди ночи запрятанным в трюме.

В

густом воздухе на нее смотрели лица — бледные, смуглое и лоснящееся черное. Пассажирская кабина была наполнена ароматическими курениями. Они набились в нее все вместе. Табита напугала их, ворвавшись без стука.

— Боже всемогущий, ты ведь его не открывала?

Марко вскочил на ноги, опрокинув Тэла, и, минуя Близнецов, кинулся к Табите.

— Я его сразу же закрыла. А надо было бы выбросить его в шлюз!

— Послушай, Табита, успокойся. Успокойся же!

Трое людей сидели на койке, передавая друг другу трубку с длинным чубуком, и изучали листок бумаги — то ли карту, то ли диаграмму, которая немедленно исчезла в ту же минуту, когда Табита ворвалась в каюту. Близнецы, обнявшись, вскочили, когда Марко промчался мимо, и теперь стояли на койке, опираясь на левую стенку. Кстаска находился в дальнем конце каюты на своей тарелке, поднимаясь вместе со всеми, Тэл тоже взлетел в воздух, в страшной тревоге хлопая крыльями.

— Скажи мне, Марко!

Он был взволнован и рассержен:

— Сядь! Да сядь же! — просил он. — Может, ты сядешь все-таки?

Близнецы отодвинулись от Табиты, освободив ей место на койке:

— Садись, садись, — озабоченно бормотали они. У одного из них в руке все еще была дымящаяся трубка. Теперь Табита уже понятия не имела, у которого.

— Я не желаю садиться! — закричала она. — Я требую объяснений, черт бы вас всех побрал!

— Ты лучше будешь все воспринимать, если устроишься поудобнее, капитан, — промурлыкал Кстаска.

Табита погрозила ему пальцем:

— Ты будешь объяснять? Нет? Тогда не лезь!

Не обращая внимания на Близнецов, она, сверкая глазами, смотрела на Марко.

Он опустил голову, кулаки его были сжаты, глаза вылезали из орбит:

— Ты слишком бурно реагируешь! — заявил он. — Сядь, будь добра, и выслушай!

Близнец с трубкой совал ее Табите, предлагая затянуться. Саския, Табита видела по ее глазам. Она чуть не выбила трубку из ее руки.

— Я слушаю, Марко!

Марко с силой выдохнул воздух и слегка попятился. Откинул голову, потирая одну руку пальцами другой, играя своим большим кольцом:

— Это Гектор, — сказал он, сердито глядя на Табиту. — Он мертв.

— Это я вижу.

— Он больше никогда не пойдет гулять по Лайм-стрит! — вдохновенно вывел Тэл, спускаясь вниз, чтобы пристроиться на плече Марко.

Марко перенес свое внимание на Тэла, протянув ему согнутый указательный палец, чтобы тот ущипнул его.

— Он только что присоединился к нам, — коротко бросил Марко.

Табита взглянула на Саскию. Ее лицо было пристальной смотревшей маской, непроницаемой, идентичной лицу ее брата.

Марко поднял лицо к Табите. Неужели у него в глазах слезы?

— Они убили его, — сказал он.

Неожиданно он сделался воплощением заботливости.

— Послушай,

Табита. Иди, иди сюда и садись. Я тебе все расскажу, мы сейчас все тебе объясним. Не стой там в дверях. Ты плохо себя чувствуешь, у тебя был шок, давай, иди сюда и устраивайся поудобнее. Хочешь кофе? Давай, я принесу тебе кофе. Я знаю, как это бывает, когда тебе плохо. Я знаю. Знаю. Мне самому плохо. Это я во всем виноват. Ты не веришь, что мне плохо? Неужели ты не видишь, как мне плохо.

Он взъерошил рукой волосы. Тэл очень внимательно следил за происходящим, вращая головой.

— Мы держали его в морозильниках Правда-Сна, — сказал Марко. — Они там об этом ничего не знали. Они ни за что не приняли бы фраска, — он рассмеялся, коротко и горько. — Что за ирония, да? Саския, кто-нибудь из вас сходите и принесите кофе капитану. — Он щелкнул пальцами в сторону Близнецов. Табита увидела, что они оба пристально смотрят на нее, на ее грудь. Она плотнее запахнула халат.

Табита обвела глазами всю компанию: Марко в центре, принявшего на себя командование, Тэла на его плече, Близнецов, скорчившихся на койке, прижавшихся друг к другу крепче чем когда-либо, Херувима, примостившегося на краешке своей тарелки наподобие рефери в матче по футболу в невесомости. Все они смотрели на нее. Снаружи в иллюминаторе в мертвенно-бледной пустоте пространства вихрем кружились пятна.

— Ты полагаешь, что я настолько глупа, — ядовито сказала Табита.

Марко нетерпеливо уселся на то место, которое только что предлагал Табите, тяжело плюхнувшись на койку. Он махнул рукой, словно отпуская ее, и стал смотреть себе под ноги.

— Скажи ей, Могул, — велел он. — Может, тебя она послушает.

— Это то, что мы украли на Изобилии, — медленно и спокойно произнес акробат из-за плеча сестры.

— А вовсе не золото, — сказала та.

— Тело нашего собственного партнера, — сказал Могул. Их глаза были запавшими, рты — печально сжаты, словно они вспоминали какое-то глубокое горе. Они, по-видимому, уже хорошо накачались наркотиком. В одно и то же мгновение они оба сели вместе на койку позади Марко, скрестив свои длинные ноги.

Табита прислонилась к косяку. Потом пристально посмотрела на Саскию:

— Вы, — спросила она, — работали с фраском?

— Гектор, — тупо сказала Саския.

— И где же это вы подцепили фраска?

Саския и Могул посмотрели в глаза друг другу. Оба молчали.

— На Поясе, — тут же отозвался Марко. — Он сидел на скале. Он был дезертир и там прятался. Он даже не знал, что война кончилась. Он захотел присоединиться к нам. Но они убили его.

— Кто? — на мгновение Табите показалось, что он скажет; «Близнецы».

— Эладельди. На Акме. В первый же вечер, — его голос явно становился все глуше. — Они вышли прямо из публики и послали в него разряд, — Марко нахмурился. Он кусал губу, борясь с гневом и скорбью. — Мы увезли его, доставили на Изобилие. Ханна нас там прикрыла. Может быть, — сказал Марко, поднимая печальные глаза к лицу Табиты, — если бы мы могли сказать им, они бы спасли его.

— Как Ханну, — сказал Могул.

— Но было слишком поздно, — сказала Саския.

Марко громко высморкался и сообщил: