Вернуть на круги своя
Шрифт:
— Это был риторический вопрос, я полагаю. — Хмыкнул я, следуя в кильватере Смольяниной. Но меня услышали, судя по насмешливому взгляду, брошенному Заряной Святославной через плечо. Конечно, ведь именно в ее зимниках я покупаю львиную долю цветов для Лады.
— Слухи есть слухи, Виталий Родионович, и они совсем не то же самое, что обычные разговоры. А уж когда они касаются чьих — то финансовых затруднений… — Заявила Смольянина, присаживаясь на резную лавку в одном из неприметных уголков своего зимнего сада. Отсюда открывался замечательный
Заряна Святославна подняла руку, и на ее ладонь тут же опустилась огромная яркая бабочка, из тех, что водятся разве что где — нибудь в Южной Америке…
— Поразительные существа, не правда ли, Виталий Родионович? — Тихо проговорила Смольянина, внезапно меняя тему беседы. Словно взяла тайм — аут. — Иногда мне кажется, что смысл их существования, состоит лишь в умножении красоты.
— Может быть, так оно и есть. — Пожал я плечами, и моя собеседница, легонько дунув на ладонь, заставила бабочку взлететь. Проводив взглядом ярко раскрашенного обитателя сада, Смольянина чуть помолчала и повернулась ко мне.
— Впрочем, это неважно. Как бы красивы они ни были, как бы ни радовали наш взор, но основная цель их жизни, опыление цветов. Так и наше общество. За мишурой и звоном бокалов, за золотым шитьем и алмазным блеском, прикрытое бессмысленными разговорами, оно творит политику Руси. Одним многозначительным намеком в тихой беседе, оно может вознести на вершину, а единственным пущенным слухом обрушить с нее. Вне его власти, лишь Государь… но и он прислушивается к шуму общества, улавливая в нем чаянья и недовольство… Собственно, как и общество чутко реагирует на его знаки.
— Хотите сказать…
— Предупредить. — Покачала головой Заряна Святославна. — Я слабая женщина, Виталий Родионович, и не в моих силах оказать вам серьезную помощь, но никто никогда не мог назвать Смольяниных неблагодарными. А я прекрасно помню то участие, которое вы приняли в судьбе моего непутевого племянника. Берегитесь, друг мой. Если в свете пошли слухи о грядущем банкротстве и вражде с бывшим покровителем, это очень дурной знак.
— Опала?
— Да. — Жестко ответила Смольянина и, резко поднявшись со скамейки, проговорила уже совсем другим, привычно ласковым тоном. — Проводите меня к гостям, Виталий Родионович. Они, должно быть, уже и вовсе потеряли хозяйку дома.
— С превеликим удовольствием, Заряна Святославна. — Предложив руку собеседнице, я препроводил ее в зал.
Нельзя сказать, что я не ожидал чего — то в этом роде, но новости сообщенные Смольяниной, все — таки были довольно неожиданными. Зато теперь, стало понятно и необычно малое число приглашений в этом году и холодное отчуждение в беседах с прежде довольно доброжелательно настроенными людьми.
Вот и началось.
ЧАСТЬ 2.
Глава 1. Радости и гадости
Очередное письмо от герцога Лауэнбургского прибыло утром нового, семь тысяч четыреста десятого года, и я уже не был удивлен, обнаружив на краю вложенных в жесткий конверт бумаг, тонкий, но такой характерный бурый перлюстрационный след. Ну да, ни ментальными конструктами, ни иными не оставляющими следов методами, найти скрытый текст в письме не удалось, вот «Черный кабинет» и решился на химическую проверку. И тут облом.
Впрочем, ожидать иного, после всех прошлогодних событий было бы, как минимум, наивно. Я вздохнул и, отложив в сторону так и не прочитанное письмо моего возможного компаньона, пригубил горячий ароматный кофий, как всегда безупречно приготовленный моей женой. С испорченным настроением, этот напиток справился очень и очень неплохо. А уж когда меня обняли нежные руки Лады, а щеки коснулись ее теплые губы, мысли об идиотской инициативе излишне рьяных розыскников и вовсе улетучились из моей головы.
— Спасибо за подарок, Витушка. — Привычно устраиваясь у меня на коленях, проговорила жена. — Ты его сам заговаривал?
— Разумеется. Неужели ты думаешь, что я бы смог доверить кому — то свои чувства к тебе? А вот основу сделали ладожские златокузнецы… правда, по моему же эскизу. Это лучшее, что пришло мне в голову. — Улыбнулся я, с удовольствием рассматривая изящный в своей простоте серебряный кулон — открытку, удобно устроившийся в ложбинке меж двумя полушариями высокой груди Лады, едва скрытых полупрозрачным пеньюаром.
Тихо зашуршала невесомая ткань и мы, как — то незаметно, перекочевали из — за бюро, у которого я пил кофий, в кровать…
Я уже говорил, что люблю свою жену? Так вот, это неправда. Я ее обожаю! Глядя на нее, я ловлю себя на мысли, что не чувствую всех тех лет, что прошли с момента нашей первой встречи. Мальчишка? Да, и этим горжусь!
Конечно, в определенном смысле, спасибо за наши неугасающие чувства друг к другу, можно было бы сказать и одному шибко ушлому интригану, но… он свое уже получил, да и общаться с его сиятельством сейчас, меня совершенно не тянет.
— Это самый лучший твой подарок. — Проговорил я, когда страсти немного улеглись, и мы с Ладой вновь обрели способность к вербальной коммуникации.
— Ты так говоришь каждое новогоднее утро. А я, как всегда, отвечу, что настоящий подарок все еще ждет тебя под ёлкой. — Улыбнулась Лада, старательно укрываясь одеялом и бросая короткий взгляд в сторону двери. Прислушавшись, и я ощутил приближающийся к нашей спальне фонтан восторга. Да не один, а сразу два. Беляна тоже решила этим утром присоединиться к брату. Впервые, между прочим.