Вернуться и вернуть
Шрифт:
«Ты знаешь ответ...»
Да, знаю. Я оказался не просто сторонним наблюдателем картинки, явленной из глубины веков. Я не присутствовал там, я... Не понимаю, что произошло. Не подберу слов описать свои ощущения. Как одновременно можно находиться внутри и снаружи? Как?
«Не снаружи и не внутри по отдельности... Везде... В каждой точке пересечения Пространства и Времени...» — поясняет Мантия.
В каждой точке? Но это значит...
«Просто — воспоминание...»
Воспоминание? Я не могу помнить то, чего со мной не происходило!
«Можешь...
Брызг? Так ты именуешь Созданий?
«Именно так... Брызги, осколки, искры, вздохи... Как будет угодно... И каждое из этих имён истинно...»
Мне нет дела до твоих философских измышлений! Я жду ответа.
«Да-а-а-а?... Но разве ты задал вопрос?...» — ехидное удивление.
Задал. И ты снова убежала от необходимости отвечать. Самым наглым образом. Хорошо, спрошу о другом. Он... умер?
«Умер... На следующее утро после того, как Мин обрела вечную жизнь... И... всё произошло предписанным образом...»
Но почему?
«Почему — что?...» — лёгкая досада в голосе.
Почему он так быстро согласился?
«Видишь ли.... Иногда смерть становится самым желанным Выходом из Лабиринта... Ему повезло: он хотел умереть, и его воля была исполнена...»
Повезло?! Принять смерть от руки... Тьфу, от клинка, ради которого всё и затевалось? Да, везение просто невероятное!
«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным...»
Приговор? За какие же преступления?
«Это не важно...» — отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по рёбрам.
Скажи мне, драгоценная... В словах эльфа была правда?
«Каких словах?...» — деловитое уточнение.
О неразделённой любви и всяком таком. Была?
«Ты сам мог бы понять... Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий... Красивую историю, ставшую легендой... А на деле всё было гораздо проще... И гораздо печальнее...»
Расскажи!
«Ну что с тобой поделать?...» — усталый вздох. — «Они должны были выполнить приказ — и выполнили... Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать... Девочка была не Единственной, но именно ей довелось стать Последней... Последней каплей надежды, покинувшей Его сердце... Он умирал вместе с ними — с каждым из них... Умирал и вынужден был снова открывать глаза... Но всё-таки Его сил хватило на то, чтобы не дать улететь Её душе... А может, Она сама страстно желала остаться, и Его участия в случившемся чуде не так уж много... Неважно...»
А что насчёт любви?
«Любовь...» — горький смешок. —
Совсем?
Почему-то мне становится обидно.
«В том смысле, который близок и понятен большинству из живущих?... Нет...»
Но тогда...
«Любовь бывает разной, мой милый... Девочка не была влюблена... Ни минуты из тех, что провела рядом с Ним... Сначала Она исполняла Долг, не испытывая чувств и не терзаясь сомнениями... Она презирала Его... Возможно, ненавидела...»
За что?
«За то, что Он всегда прятался за чужими спинами... Но любое Её чувство вряд ли было сильнее, чем Его ненависть к самому себе... Понимаешь, о чём я говорю?...»
Кажется, да. Он не имел права НЕ ДОЙТИ туда, где решалась судьба мира. Даже если дорогу мостили трупы друзей.
«Умница... Видишь, как всё просто?... Так вот, девочка презирала Его за трусость и нерешительность... Презирала за то, чего вовсе и не было... Можешь себе представить, как это страшно: быть обвинённым и осуждённым без надежды на оправдание?...»
Могу. Это не просто страшно, это... убийственно.
«Вот-вот... И только в последние минуты жизни Она поняла, насколько была несправедлива... Нет: насколько была СЛЕПА... И захотела вымолить прощение за свою ошибку, но сил хватило лишь на один взгляд... Взгляд, которым девочка и убила Его...»
Убила?
«Да... Он уже был мёртв — задолго до того, как новорожденное лезвие вспороло грудь... Он умер, увидев в серых глазах жалость...»
Жалость.
Я понимаю, ПОЧЕМУ. Легче бороться с ненавистью, насмешками, злорадством, унижением... Но когда тебя начинают ЖАЛЕТЬ... Хочется удавиться. Жалость — самая смертоносная вещь для того, кто хорошо знаком с чувством вины, потому что первая действует на второе подобно маслу, вылитому в очаг: пламя взвивается злыми птицами, обугливая всё, что встретится на пути. А первым под смертоносные поцелуи огня обычно попадает сердце.
Если Он был таким же, как я... Ему было очень больно.
«Не таким же...» — ворчливое одёргивание.
То есть?
«Он стоял совсем на другой Ступени... Нет: Он поднимался по другой Лестнице...»
Объяснись!
«Придётся чрезмерно углубиться в теорию и историю... Пока поверь на слово: вы — разные... Девочка сказала тебе то же самое, помнишь?...»
Она сказала, я не похож на того Джерона, и только.
«Этого достаточно... В самом деле, не похож... Ни внешне, ни...»
То, что Он сделал... Он выпустил Пустоту, да?
«И что с того?... Не ищи подобия там, где оно и не ночевало!...»
Не ночевало? Если Он умел Разрушать, значит, по сути мы — одно и то же!
«Очередной идиотский вывод!... Когда ты научишься принимать верные решения?... Опять громоздишь ошибки одну на другую... Всё, не желаю больше обсуждать эту тему!...»
Мантия зло хлопнула Крыльями и замолчала.
Не желает обсуждать... Стерва. Почему каждый факт приходится тянуть из неё клещами? Почему сразу не рассказать всё и обо всём?