Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)
Шрифт:
Хреновость ситуации нарастала: во-первых, каким-то образом наши часовые проворонили все на свете и допустили проникновение немцев в деревню. Ладно, несколько человек на великах вполне могли и проскочить, тем более если их кто-нибудь из местных провел. Из западни я выкарабкался, правда, в основном за счет того, что опера были полностью уверены в своем превосходстве и не ожидали от меня такой прыти. Вот только в дело вступал второй фактор – весьма неплохое прикрытие. Для оцепления и ликвидации диверсионной группы вряд ли пошлют меньше взвода. А могли ведь батальон пригнать.
Стараясь не особо светиться, выглянул в окно – улица пока пустынна,
«А вот и она – полная задница! – Справа на улице показалась группа немецких солдат. – Торопятся, касатики, аж пыль из-под сапог столбом стоит! Придется, однако, парни, вам слегка подзадержаться!»
В три шага я подскочил к входной двери и закрыл массивную щеколду. Монументальная, надо сказать, штука – засов у нее из бронзы чуть ли не в мой большой палец толщиной! Будем считать, что в комплекте с толстой дверью это на некоторое время обезопасит меня с тыла. Да мне ведь много и не надо – пару минут всего.
Ребятам я не рассказывал, но вот уже две недели как родилась во мне странная и где-то даже извращенная концепция. Домой мы не вернемся – это я для себя уже понял, оттого, наверное, так скептически отреагировал, когда Тотен поделился со мной своими захоронками. Оказывается, он, как настоящий коллекционер, сделал уже с десяток нычек в расчете на то, что, когда вернемся, будет возможность их достать. Жаль, с Доком на эту тему поговорить так и не удалось, хоть и страсть как хотелось поделиться этими совсем не радостными мыслями.
Моя же идея была проста, как одноименный карандаш: мы еще не родились, а значит, и умирать не страшно. А вот те, кого благодаря нам не убьют, после войны породят новых антонов, саш и сережек… Хрен его знает, насколько моя теория правдоподобна, но страх выгоняет хорошо.
Я рысцой вернулся к окну. Немцы к зданию бывшего сельсовета не свернули, а все так же двигались в направлении, откуда доносилась стрельба. То есть к школе и посту на северо-восточной окраине деревни. Тактика у противника была, если так можно выразиться, разномастная. С одной стороны, в сельсовете меня прессовали вполне грамотные, по меркам этого времени, оперативники, с другой – нынешние мои оппоненты больше походили на стадо лосей во время гона. Хотя это мне точно на руку! Несколько раз глубоко вздохнув, все-таки поднял с пола пистолет-пулемет. Увесистая машинка оказалась самым настоящим «шмайссером», ЭмПэ-28. «Одной рукой эту «дуру» я не удержу – зря, что ли, свой ППД я Тотену отдал? Но если на подоконник пристроить, пару очередей выпустить получится. Тыл только обеспечу…» Примерившись, я «легонько» стукнул каблуком в лоб полицейского и, повинуясь тому чувству, что, как известно, сгубило кошку, взял со стола листок. Всего пять цифр – номер «моего» жетона. Что ж, можно больше не гадать, где случился прокол, и отбросить версии про ужасный русский акцент или неподходящую для немца манеру черпать воду из кадки. Видимо, номера все-таки внесли в базу паленых ксив, а старый и опытный фельдфебель отреагировал, как положено. А вот как они с покойным «бургером» скорешились, узнаю позже.
Вместо красивого, в духе боевиков, высаживания стекла прикладом я просто открыл окно. Не хватало еще, чтобы солдаты на звук обернулись. Пристроил автомат на подоконнике и взвел
Короткая очередь хлестнула по спинам немцев! «Черт! Брыкается, зараза!» – отдача сильно сдвинула оружие, и прицел ушел на фиг. Единственное – я заметил, что двое фрицев характерно так упали, не дергаясь.
Еще одна очередь! Попасть не удалось, но противники в быстром темпе попрятались за кустами и палисадниками. В ответ щелкнуло несколько винтовочных выстрелов, но, похоже, палили больше для острастки, чем с реальными намерениями повредить моему здоровью.
Я перешел к другому окну и осторожно выглянул из-за притолоки – никого, лишь кусты на той стороне улицы подозрительно заколыхались.
Дав еще одну очередь прямо через стекло, отбросил автомат – дальше он только мешать будет. Теперь мне в совхозную бухгалтерию, окна которой выходят на другую сторону.
В принципе, можно попробовать лейтенанта за собой вытянуть, но под огнем, с одной рабочей рукой и в спешке это предприятие вряд ли будет успешным. При любом раскладе в ближайшее время он угрозы не представляет. С раздробленными-то ступнями и в глубоком нокауте…
«Бздям!» Примерившись, я ударом ноги вынес раму. Теперь трофейный «вальтер» за ремень, где и так уже живет «парабеллум» покойного фельдфебеля, предусмотрительно перезаряженный, и можно делать ноги, тем более что как раз сейчас с другой стороны сельсовета разгорелась нешуточная стрельба. Что вполне себе может означать – обстрелянные мной уже пришли в себя, сориентировались и теперь идут на штурм.
Приземлившись, я вытащил ствол и двинулся, как говорится, «огородами, огородами» в сторону школы. С этой стороны село огибала река Загать, и рельеф был соответствующий. Если припечет – я всегда под откосом пробраться сумею.
Перестрелка меж тем превратилась просто в какую-то стрелковую вакханалию.
«Стоп! Что это такое? – Я замер, вслушиваясь. – Явно пистолет стреляет, но очень необычно…» На фоне частых бабахов маузеровских карабинов и трескотни пулеметных очередей выделялись строенные хлопки пистолетных выстрелов.
– Дах! Дах! Дах!
И снова:
– Дах! Дах! Дах! – Конечно, темпа для автомата не хватало, но…
«Сашка! Это же Сашка! Он на этих с тыла вышел и теперь…» Ноги сами понесли меня к площади. Ломиться, как кабан через тростник, не в моих правилах, так что ушки были на макушке, да и глаза – на месте.
– На! – На секунду остановившись, я выпустил пулю в появившегося из-за куста немца, который самозабвенно выцеливал из своего карабина кого-то на другой стороне улицы.
На загривке у фрица плеснуло красным, и он завалился, словно картонная мишень на стрельбище. Беззвучно и плоско.
Следующим был мордатый унтер, решивший очень для себя не вовремя перебежать улицу. Первую пулю я смазал, и она угодила ему в бедро, так что пришлось целиться тщательнее и успокоить катающегося по земле гада двумя выстрелами в корпус.
Пикантности ситуации добавляло то, что все участники веселья были одеты в форму одной страны, и тут наша малочисленность являлась скорее преимуществом – практически любой, появившийся в поле зрения, был врагом, с которым можно было не миндальничать. Немцы же таких вольностей позволить себе не могли, отчего практически при любом раскладе у нас была фора в секунду-другую.
«И я, и Бродяга стреляем из пистолетов, пулеметы – это или пост наш, или группа поддержки полицейских. У Емели ППД, звук которого заметно отличается от немецких стволов».