Вернуться живым невозможно
Шрифт:
— Принял, командир, выполняю!
Вьюжин вызвал Буракова:
— Бурлак, быстро к западному посту! И вали в нем наблюдателей! Лучше, если без выстрелов! И поторопись! Мамай с Флинтом на подходе. Минут через десять выйдут к усадьбе. После доклада экстренный спуск и блокирование западного направления!
— Понял, Игорь! Выхожу на духов!
Гончаров, получив приказ, привел в готовность бесшумный «Вал», тенью проскользнул к посту. Но его услышали наблюдатели. Правда, слишком поздно для того, чтобы успеть что-либо предпринять против офицера спецназа. Они резко сели, потянулись к автоматам,
Гончар дважды выстрелил. Два хлопка, и пули, выпущенные из «Вала», ударили в головы афганцев, заставив духов мгновенно рухнуть на лежанку своего теперь уже бывшего поста.
Гончаров вызвал Вьюжина:
— Вьюн! Гончар!
— Слушаю!
— Восточный пост в минусе!
— Отлично!
— Спускаюсь на середину склона и занимаю позицию среди сосен. Оттуда я могу бить из «Вала»!
— Давай, Гончар! Вперед!
Одновременно с напарником по боевой двойке к своему посту двинулся Бураков. Ему удалось добраться до каменного сооружения так, что наблюдатели не проснулись, хотя время приближалось к девяти часам утра. Аккуратно отложив в сторону гранатомет, огнемет и автомат, капитан извлек из ножен острый десантный нож. Перешагнул через невысокий бруствер. Душманы лежали, прижавшись спинами друг к другу, накрывшись почти с головой теплыми, грубыми верблюжьими попонами-одеялами. Бураков бросился на них. Один взмах вооруженной руки, и правый дух захрипел перерезанным горлом. Второй взмах, и нож капитана вонзился в шею другого душмана. Сделав дело, Бураков резко поднялся, дабы не испачкаться в крови, которая обильно хлынула из ран начавших дергаться в предсмертных судорогах, хрипящих боевиков. Вытерев нож об одеяло, капитан вложил его в ножны, перепрыгнул через каменную преграду и вызвал Вьюжина.
Командир «Стрелы» ответил немедленно:
— На связи!
— Я – Бурлак! Западный пост ликвидирован!
— Молодец! Давай вниз и блокируй усадьбу от подножия склона. На спуск тебе от силы четыре минуты.
— Спускаться – не подниматься! Выполняю!
Вьюжин встал, держа пулемет в правой руке, быстро, насколько позволял рельеф вершины перевала, пошел на восток. Вскоре увидел трещину и след от лежавшего недавно на траве тела – прежнюю позицию прапорщика Бутко. Посмотрел вниз. Вот и карниз, трещина проходима. Площадка действительно удобная. В принципе, и с этой позиции Вьюжин мог плотно накрыть усадьбу и кишлак пулеметным огнем, но с карниза все же удобнее. Спускаясь, вызвал Бутко:
— Жора, Вьюн! Как дела?
Прапорщик ответил:
— Нормалек, командир! Устроился в ямке, лучше не придумаешь! К бою готов!
— Сигнал для открытия огня – начало штурма ребятами Мамая!
— Понял!
— С тобой все! Связь только по необходимости! Огнемет и гранатомет применять только по моему приказу и указанной мной цели!
— Принял, командир!
— Удачи, Жора!
— Всем нам удачи!
Тут же прошли доклады Буракова и Гончарова о том, что офицеры заняли рубеж штурма.
Вьюжин взглянул на часы. 8.45. Сработали оперативно. С момента сообщения Мамаева прошло семь минут. Перекрыты все нормативы. Да и какие, к черту, на войне
Конный отряд, ведомый человеком Абделя Турусом, подошел к утесу, за которым открывался кишлак Назари.
Турус поднял руку вверх. Отряд остановился. Главарь подъехал к Флинту:
— Ну вот и приехали! Я свою работу выполнил и покидаю вас, у меня дела возле Сарди!
Мамаев заподозрил неладное. Впрочем, и Флинт почувствовал подвох. Он вскинул автомат, направив его в грудь афганца.
— Дела, говоришь? Потерпят твои дела! Почему не докладываешь Абделю о нашем прибытии?
Полевой командир шейха усмехнулся:
— Действительно, не доложил! Забыл!
Он полез в карман.
Флинт крикнул Мамаеву:
— Охотник, взять на прицел сопровождение! И если кто дернется, стрелять на поражение!
Офицеры спецназа и без команды наемника, просчитав обстановку, уже держали людей Туруса под прицелом своих автоматов.
Пуштун вновь усмехнулся, извлек радиостанцию.
— Абделя вызывает Турус!
Ответил Талбок:
— Турус? Вы уже здесь?
— Да, за утесом!
Флинт сказал:
— Пусть Талбок передаст рацию Абделю.
Турус произнес:
— Талбок! Флинт требует на связь шейха!
— Это невозможно! Шейх спустился вниз, встречать гостей, его станция осталась в кабинете.
Харт с Мамаевым слышали разговор между боевиками, переглянулись.
Мамаев сощурил глаза, осмотрелся и неожиданно крикнул:
— Группа! Штурм!
Флинт соскочил с лошади и прильнул к скалам, не пытаясь бежать. Он просто не стал стрелять. Мамаев, Лебеденко и Дубов все решили сами. Капитан снес полчерепа Турусу, Лебеденко сразил очередью сразу трех скучившихся душманов. Пятый попытался скрыться, но его настигла пуля Дубова.
Мамаев крикнул наемнику:
— Быстро на место!
И в эфир:
— Вьюн! Я начал!
И только выскочив к ближайшим кибиткам, прострелив их из автоматов, капитан услышал в динамике:
— На пороге дух! Его не валить.
Помощник шейха увидал четырех всадников, выскочивших из-за поворота, ведя стрельбу влево и вправо, и бросился на каменную брусчатку дворика усадьбы Абделя. По конникам одновременно изо всех окон-бойниц ударили автоматы. Пули подняли фонтаны пыли и каменной крошки перед подгруппой Мамаева, которая стремительно сблизилась с усадьбой и, спешившись, бросилась под укрытие забора.
Талбок продолжал неподвижно лежать перед входом, не пытаясь уползти в дом, выставив руки перед собой, словно показывая: я не вооружен и вне игры.
А дом продолжал извергать очереди. Пыл бандитов сбили капитан Бураков и прапорщик Бутко. Пущенные по приказу командира группы прямо в окна кумулятивные заряды сделали свое дело. Внутри здания раздались взрывы, оно взялось огнем. Из окон стали выпрыгивать горящие фигуры. Но, что странно, они не бежали к воде, а стремились сблизиться с подгруппой Мамаева, сосредоточившейся для броска в дом! Вьюжин из пулемета приземлил живые факелы. Огонь внутри здания ослаб: видимо, обороняющиеся имели средства пожаротушения. Стрельба из дома вновь возобновилась. И стреляли бандиты по-прежнему плотно, но бесполезно, покрывая зоной обстрела территорию, где спецназовцев не было и в помине.