Вернувшийся
Шрифт:
Габриэль повернулся к Стефании.
— Короче говоря, дело действительно дрянь.
Внезапно все поплыло у него перед глазами, а в подвздошье как будто начал ворочаться раскаленный шипастый шар. Марун сдавленно застонал.
— Что случилось? — забеспокоилась Стефания. — Из-за этой стряпни, наверняка…
— Таблетки… там, в кармане…
Женщина сунула руку во внутренний карман пиджака. На донышке пластикового цилиндра сиротливо каталась единственная красная капсула. Марун забросил ее в рот, раскусил. Мало!
— Проклятье, — Габриэль скрежетнул
Ксавье предупреждал, что могут возникнуть такие приступы, и тогда просил не геройствовать, а срочно приезжать к нему. Похоже, это и в самом деле придется сделать…
— Джереми, давай к Ксавье. И быстрее!
— Ну, вот. Так-то, наверное, получше будет, — успокоительно бормотал Ксавье. Дважды коротко прошипел инъектор и по телу словно побежали маленькие ледяные иголочки. Они стремились к подвздошью, и чем больше их там становилось, тем быстрее остывал раскаленный шар, казалось, до сих пор ворочавшийся во внутренностях. — Так, это сюда… А сейчас капельничку — и совсем порядок будет. Угораздило же этого болвана перестараться… Вот уж действительно — заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Да ладно, если бы себе расшиб, а то…
Габриэль разлепил веки.
— Кто перестарался, Ксавье?
— Очнулись, господин Марун? — заулыбался Ксавье. — Вот и славно. К счастью, ничего страшного не случилось. Приступ я купировал, так что болеть у вас сейчас ничего не должно. Не болит, ведь так? А теперь отдохнуть вам надо пару часиков, и сможете отправляться дальше со своими друзьями — они, кстати, сейчас здесь, в доме, на первом этаже… Снова будете как огурчик.
— Зеленый и пупырчатый? Вот уж не хотелось бы…
— Пациент шутит — значит, пациент будет жить, — констатировал Ксавье. — В смысле, все будет в порядке.
— Спасибо, Ксавье. Но я задал вопрос… Кто «перестарался»?
— О чем это вы, господин Марун? — Ксавье продолжал улыбаться, но взгляд его выражал что угодно, кроме радости. — Я ничего такого не говорил…
— Ксавье, ты прекрасный врач, — сказал Габриэль, — но лгать ты не умеешь. О ком ты говорил? Кто «перестарался»?
Его пальцы сжали кисть Ксавье — и, похоже, несмотря на то, что Габриэль был далеко не в лучшем состоянии, хватка вышла достаточно крепкой. Во всяком случае, Ксавье, попытавшийся высвободить руку, не смог этого сделать. Габриэль сдавил сильнее.
— Хорошо, — выдохнул Ксавье. — Мне и самому не по себе от того, что я вынужден скрывать это от вас.
Он помедлил несколько секунд, собираясь с мыслями.
— Что вы помните о своем побеге?
— Да практически ничего. В тюрьме спровоцировали бунт. Как и планировалось, во время его подавления охранник ударил меня шоковой дубинкой… а очнулся я уже на корабле.
— Вы помните, что должен был сделать охранник после того, как ударит шокером?
— Сделать мне укол гиберзина для замедления процессов жизнедеятельности. Чтобы тюремные медики подумали, что я умер и отправили тело в морг, из которого его потом и выкрали люди Семьи. Но какое
— Самое прямое, — сказал Ксавье. Дело в том, что… Проклятье, даже не знаю, как и сказать… Словом, охранник действительно перестарался и обманывать врачей не пришлось.
— То есть…
— То есть, вы умерли. На самом деле, без дураков.
Габриэль глубоко вдохнул и медленно выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Нервно улыбнулся.
— Но сейчас-то я жив?
— По всей видимости, да, — осторожно сказал Ксавье.
— Какого… «По всей видимости»? Ничего себе формулировочка!
— Я неправильно выразился, — сказал Ксавье. — Вы, конечно же, живы. Просто мне, как врачу, очень трудно примириться с мыслью о том, что человек может… э-э, воскреснуть.
— А это не могло быть ошибкой? Вдруг… вдруг это была клиническая смерть?
— К сожалению, это не было ошибкой, — Ксавье покачал головой.
— Но как же я… — Габриэль на секунду запнулся, — как же я воскрес?
Ксавье помрачнел еще больше.
— Для меня и самого это загадка. Когда вас доставили на корабль, я ждал в реанимационной палате. После того, как стало ясно, что никакая реанимация вам уже не поможет, я сообщил об этом Джанфранко.
Через некоторое время капитан получил указание прибыть в точку рандеву, где мы встретили корабль, на котором находился Энрике — ну вы его знаете, это личный пилот Джанфранко. Вас перенесли на его корабль, а нам было приказано дожидаться возвращения.
Энрике вернулся через трое суток. А вы находились в реанимационной камере — без сознания, очень слабы, но живы. Дальнейшее было уже делом техники…
Габриэль откинулся на подушку. Ничего себе история…
— Куда летал Энрике?
— Этого я не знаю. Я слышал, что он предупредил капитана, чтобы тот даже отключил сенсоры в момент его старта — он почему-то не хотел, чтобы мы фиксировали вектор его прыжка.
— Угу… Да, вот еще что. Что стало с ребенком, который был на корабле Энрике?
Задавая вопрос, Габриэль постарался не показать своего волнения. Это был выстрел наудачу — но он попал в цель.
— Ребенок… Вам и про него известно… Не знаю, — вздохнул Ксавье. — Я предпочел не спрашивать об этом. Могу только сказать, что когда Энрике вернулся, ребенка на корабле уже не оказалось.
— Понятно, — кивнул Марун, хотя на самом деле он был далек от понимания происходящего.
…— и я хочу знать правду не только потому, что произошедшее касается меня самым непосредственным образом, а потому, что, как мне кажется, произошло нечто страшное. Черт возьми, Джанфранко, если бы дело было только во мне, я бы заткнулся и не высовывался. Да, я благодарен за то, что вы меня вытащили, но хочу знать, какой ценой это было сделано.
Все это время Джанфранко стоял спиной к Габриэлю, отвернувшись к окну, за которым шумели под дождем кроны деревьев. Порывы ветра, проникающие в щель приоткрытой рамы, доносили снаружи мелкие холодные брызги.