Верные до смерти
Шрифт:
«10(23) мая. Четверг… Наконец они прибыли… Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности…. Очень мало писем дошло до них и от них. Много они, бедные, перетерпели нравственного страдания и в Тобольске и в течение трехдневного пути…» (из дневника Государя).
В ночь приезда Цесаревич упал во сне с кровати и разбил колено. Прежде чем допустить к нему доктора Деревенко, комиссар Авдеев, под угрозой запрещения дальнейших визитов, взял у него обещание говорить с Семьей только на медицинские темы. Доктор вынужденно держал слово, и потому, когда Государыня спросила о придворных,
А распорядились следующим образом: следом за Детьми увезли Гендрикову, Шнейдер, Волкова, Харитонова и Леню Седнева. Остальным комиссары объявили: «Вы нам не нужны», приказали покинуть пределы Пермской губернии и вернуться в Тобольск.
Несмотря на приказ, Жильяр, Гиббс, Теглева, Эрсберг и Буксгевден оставались в Екатеринбурге около десяти дней, так как поезда не ходили. Их вагон отвели на запасные пути, где уже скопилось до 35 тыс. беженцев, хворавших и умиравших в невероятной грязи. Они часто ходили в город, чтобы повидаться с доктором Деревенко и узнать что-либо о Семье. В начале июня их отправили в Тюмень, где они жили очень бедно и скудно. И где дождались белых.
Из увезенных вслед за Детьми приближенных и служащих двоих – повара Харитонова и Леню Седнева – доставили в Ипатьевский дом. Остальных отправили в тюрьму.
Граф Илья Леонидович Татищев, Пьер Жильяр, князь Василий Александрович Долгоруков, Екатерина Адольфовна Шнейдер, графиня Анастасия Васильевна Гендрикова
Когда Волков с Татищевым шли по коридору, из одной камеры крикнули: «Кого ведут?» Татищев ответил: «Из Тобольска». В ответ донеслось: «Понимаем». На другой день к ним посадили Чемодурова, который заболел и был отпущен Государем на родину. Комиссары пообещали отвезти его на вокзал, но, четко следуя своим принципам, обманули, – привезли в тюрьму. Через несколько дней привезли и почти сразу расстреляли матросов Нагорного и Седнева.
10 июля недалеко от тюрьмы, на кладбище, расстреляли Татищева и Долгорукова.
Когда началось наступление белых, уголовных преступников и некоторых заложников выпустили. Волкова, Тендрякову и Шнейдер 20 июля перевезли в Пермь. В тамошней тюрьме они узнали об убийстве Государя.
В ночь на 4 сентября Гендрикову и Шнейдер убили. Волкову чудом удалось спастись.
В доме Ипатьева с Семьей остались доктор Евгений Сергеевич Боткин, комнатная девушка Анна Степановна Демидова, повар Иван Михайлович Харитонов, лакей Алексей Егорович Трупп и поваренок Леня Седнев, друг Наследника.
Дом Ипатьева, или ДОН (Дом Особого Назначения), двухэтажный, с небольшим узким двором, вымощенным черными плитами. Позади – маленькая терраса с выходом в сад, тоже узкий, в котором росли пирамидальная ель, несколько тополей, лип и кустов сирени, покрытых густой пылью, летевшей с улиц.
Еще в день прибытия Их Величеств в Екатеринбург 17(30) апреля на имя Председателя Уралсовета Белобородова пришла телеграмма. Отправитель,
Указания сверху выполнялись и даже перевыполнялись. Режим жизни Узников соответствовал тюремному. Помимо этого, охранники, садисты и уголовники, были уверены, что их патологические наклонности не только не станут препятствием для несения службы, но встретят полное понимание и одобрение начальства.
Из дневника Государя: «18 апреля. В садик выйти не позволили… Водопровод не действует. Это скучно, т. к. чувство чистоплотности у меня страдало… Дышал воздухом в открытую форточку…»
Из дневника Государыни: «14/27 июня, четверг… Снова от Уральского совета проверяют комнаты, не разрешают открывать еще одно окно, поэтому Харитонов и маленький Седнев будут спать в комнате Бэби, там не так жарко, как в их комнате рядом с кухней. Жара страшная… Почти не спала…
15/28 июня, пятница. В 8.30 в комнате уже 23,5, позднее 24. Плела кружева… Все раньше пошли спать из-за усталости и жары – в комнате 24,5. Утром на солнце 30 градусов… Не разрешают сидеть даже на подоконнике».
Доктор Боткин добивался позволения для Нее и Алексея Николаевича сидеть на балконе. Не добился, несмотря на то, что высокий двойной забор скрывал от улицы дом. А непосредственно на балконе располагались два вооруженных красногвардейца с пулеметом.
В последующие годы книги и статьи будут расписывать гуманность властей и вольготное житье Узников. Но сохранилась «Книга записей дежурств членов Отряда особого назначения по охране Николая II 13 мая – 11 июля 1918 г.». Лаконичные строки в ней не перепишешь – их авторы сами свидетельствуют против себя.
«15 мая. Дежурство. Комендант Сидоров.
В моем дежурстве происшествий никаких не произошло. Вышеизложенные лица, находящиеся под моим ведением, были сданы полностью. Были замазаны краской окна».
Из дневника Государыни: «15 мая…Было сказано не выходить из дома этим утром. Старик закрасил белой краской все окна снаружи, так что только сверху можно видеть кусочек неба, и это выглядит, будто мы в толстом слое тумана, не совсем уютно».
«20 мая.
Просьба Николая Романова, бывшего царя, дать ему работу: вычистить мусор из сада, пилить или колоть дрова».
Государь очень страдал из-за недостатка физических упражнений.
«3 июня.
На посту № 9 часовой Добрынин нечаянно выстрелил, ставя затвор на предохранитель, пуля прошла в потолок и застряла, не причинив никакого вреда».
На втором этаже жила Семья и служащие.
«10 июня.
Обычная прогулка семьи Романовых, заявление Николая Романова об открытии окон для проветривания помещения, в чем было ему отказано».
Из дневника Государя: «Погода тропическая, 26° в тени, а в комнатах 24°, даже трудно выдержать! Теперь уже и в форточку не подышишь…»
«13 июня.
Обычная прогулка семьи Романовых была отменена. Доктор Деревенко принят не был».
Комиссар Дома, Авдеев, и его «совершенно непристойные» подчиненные, «грубые, распоясанные, с наглыми ухватками, возбуждали ужас и отвращение».
Они пьянствуют, воруют вещи, сокращают прогулку до 15–20 минут в день, заставляют Княжон играть на пианино, сопровождают Их в уборную, якобы для караула.
Конец ознакомительного фрагмента.