Верные. Кн. 2. Тайна трёх колец
Шрифт:
Вода. Макс облизнулся. Язык и нос у него ужасно пересохли. Он со стоном поднялся, осторожно перешёл на корму, перегнулся через борт и полакал холодной чистой речной воды. Вкус у неё был немного непривычный – не как у воды из миски или из человечьего туалета, но он не был плохим, просто отличался.
Утолив жажду, Макс уселся на деревянном днище лодки и посмотрел вверх, на широкий голубой купол неба. Там было только одно солнце, а не три горящих кольца из его сна.
Какой странный сон. И уже не первый с тех пор, как лабрадор с друзьями покинул город, где властвовал злобный доберман по имени Председатель. Председатель возглавлял
Максу не нравилось вспоминать об этом. Но он радовался, если во сне к нему являлась Мадам, причём такой, какой он помнил её до начала всех этих непонятных событий. Хоть какой-то способ с ней пообщаться – всё лучше, чем ничего. В последний раз он был с нею рядом и обнимал её лапой, когда она испустила последний вздох и ушла в другой мир.
В сновидениях Мадам направляла Макса и давала ему советы. Только пёс не знал, как этими советами воспользоваться. Какая связь между исчезновением людей и украшением на ошейнике старой лабрадорши? Непонятно.
Размышления Макса прервал похожий на автомобильный гудок храп. Пёс заглянул под одну из двух банок [1] в лодке: там устроились в обнимку Крепыш и Гизмо. Храпел, разумеется, таксик. Как могла спать рядом с ним мохнатая йоркширка, уму непостижимо.
Вожаком стаи Крепыша была дочь ветеринара, и похожий на сосиску пёсик помог Максу выбраться из клетки после того, как исчезли люди. Они сообща отбились от стаи голодных волков и с тех пор путешествовали вместе.
1
Банкой называется поперечная доска, на которой сидят в гребной лодке. Это слово происходит от немецкого bank – скамья.
Крепыш дёрнул во сне короткими лапками и пробормотал:
– Ну-ка сюда, шарик. Я тебя поймаю! И съем! Стой. – Снова всхрапнув, такс почмокал губами и затих.
Шарики.
У Макса заурчало в животе. Они с Гизмо всегда смеялись над любовью Крепыша к еде – любой и в любое время, но сейчас Макс и сам не отказался бы от большой упаковки шариков со вкусом говядины.
Они плыли в лодке уже три дня, широкий речной поток нёс их к далёкому океану. Мадам говорила, что туда уехали люди. И родные Макса, которые исчезли вместе со всеми остальными двуногими, когда те покинули города и оставили своих домашних питомцев.
Почему все куда-то пропали? Макс до сих пор этого не знал. Мадам говорила что-то насчёт болезни, но она в последние минуты жизни была как будто не в себе, и Макс не совсем понял, что она имела в виду. Но он точно знал одно: ему нужно найти вожаков своей стаи Чарли и Эмму, а также их родителей. Они наверняка очень переживают за него. Родные никогда не бросили бы его, если бы у них был выбор.
Когда Макс, Крепыш и Гизмо уносили лапы от Председателя, Дольфа и их приспешников, они запрыгнули в лодку, не подумав, чем будут питаться на борту. В тот момент важно было уйти от погони и продолжить поиски людей,
Наполнять животы они могли только речной водой. Однажды Гизмо заметила серебристую рыбу и нырнула за борт, чтобы поймать её. Но никакой рыбы она не поймала – только промокла насквозь, вся продрогла и потом всю ночь стучала зубами.
– До чего шустрая эта рыбёшка! – фыркнула терьерша, влезая на борт и отряхиваясь.
– Следующую ты обязательно поймаешь, – заверил подругу Крепыш. – Я не сомневаюсь.
Хорошо, что в тот момент они плыли по спокойному месту. Макс видел, как уносило мощным речным потоком волков. Не хотелось бы, чтобы с Гизмо произошло то же самое.
Лабрадор понимал: вскоре придётся сделать остановку для поиска еды, иначе до океана им не добраться.
Он смотрел на проплывающие мимо берега реки. Иногда там виднелись дома на поросших травой лужайках, иногда лодка шла мимо маленьких, зловеще притихших городков. Тут берега одевались в цемент, а вода становилась грязнее. Лодка проплывала под мостами, наконец город оставался позади, городские здания скрывались из вида.
Но чаще смотреть было не на что: вдоль берегов тянулся тёмный тенистый лес, полный разной живности. С уходом людей звери осмелели: они покидали свои лесные убежища и открыто рыскали по городам в поисках еды. Макс замечал то скачущего оленя, то петляющих среди деревьев зайцев, то енотов, пировавших на помойках, – ничего опасного. Только птиц пёс ни разу не видел. Куда они подевались? Наверное, улетели.
Однако стоило Максу подумать о том, чтобы прыгнуть в воду и доплыть до берега, тут же слышался отдалённый волчий вой или нос улавливал знакомый мускусный запах волков. Вскоре лабрадор замечал серые, белые или коричневые мохнатые фигуры, которые мелькали за деревьями, – двигались параллельно берегу, словно преследовали лодку.
Неизвестно, были ли это волки из стаи Дольфа, но какая разница? Сталкиваться с другими волками тоже не было никакого желания. Поэтому собаки оставались на борту и продолжали спокойно плыть по течению.
Мохнатая коричневая головка вынырнула из-под банки рядом с Максом.
– Видишь что-нибудь интересное? – спросила Гизмо.
Виляя хвостом, Макс посмотрел на свою маленькую подругу – та часто моргала, смахивая сон с ресниц. Они с Крепышом встретили Гизмо в маленьком собачьем поселении, которое называлось Анклав. Им управлял полубезумный пёс – помешанный на контроле и подчинении пудель по имени Мизинчик, который требовал, чтобы его называли Дэнди Коготь. Макс и Крепыш много чего натерпелись в Анклаве, но зато подружились там с Гизмо. Йоркширская терьерша хоть и не вышла ростом, зато оказалась очень сообразительной и отважной. Она всегда весело болтала, и одно её присутствие рядом радовало Макса. Гизмо своим беспечным тявканьем поддерживала в нём бодрость духа.
– Ничего особенного, – ответил Макс, – всё деревья да деревья.
Положив лапки на край борта, Гизмо приподнялась, чтобы самой взглянуть.
– Деревья – это не скучно! Особенно когда на них есть белки.
– Только не вздумай на них охотиться! Река большая, плыть придётся долго.
Гизмо поёжилась.
– Не беспокойся, я после рыбалки учёная. – Гизмо опустила пушистые брови. – Всё равно я могу поспорить, что поймала бы эту рыбину, если бы вода не бежала так быстро. Рыба просто висела в глубине, не шевелясь!