Верные. Кн. 2. Тайна трёх колец
Шрифт:
– Ни к чему, чтобы вся стая пятнистых щенков носилась по моему пароходу, – сказал он. – Вы втроём покажете корабль Максу, Крепышу и Гизмо. – Выгнув шею и поглядев на остальных далматинов, Босс скомандовал: – Вы все можете вернуться к тому, чем занимались до прихода гостей.
Далматины хором издали разочарованное «у-у-у», но послушались вожака и один за другим стали подниматься по трапу. Они открыли тяжёлую дверь наверху и исчезли за ней в ярком свете. Вскоре внизу остались только Макс, Крепыш и Гизмо, а также три назначенные им в провожатые собаки.
– Ну
Макс склонил голову:
– Конечно.
Австралиец скачками взобрался вверх по трапу. Как только он скрылся из вида, Астрид, одна из немногих собак-пожарных, у которых головы были совершенно белые, с облегчением произнесла:
– Ух! Все прошло не так уж плохо.
– О да, в прошлый раз было гораздо хуже. – Космо часто-часто закивал, и его уши – чёрное и белое – затрепыхались. – Я так рад, что вы, ребята, оказались хорошими собаками. Если бы вы были плохими… – Он поёжился, и шерсть у него на загривке приподнялась, будто рябь пошла по воде. – Ну да ладно…
Макс задумался, что случилось бы, если бы их посчитали «плохими» собаками? Неужели их заперли бы в клетки и оставили голодать, как у Председателя в Корпорации? Или с ними приключилось бы ещё что-нибудь похуже?
Однако живот у лабрадора подводило от голода, и ему сейчас было не до размышлений. Еда близко, нужно поскорее насытиться.
Пёс надеялся, что запросы живота не приведут его – и, конечно, Крепыша и Гизмо – к новым неприятностям.
Глава 4
«Цветок Юга»
Три далматина провели Макса, Крепыша и Гизмо вверх по трапу, потом через тяжёлую, открывающуюся в обе стороны дверь в мир, омытый светом.
Макс даже зажмурился – лампы на потолке горели очень ярко; от лап пришло ещё одно новое ощущение – они больше не прикасались к холодным металлическим решёткам, а тонули в толстом, ворсистом ковре. Поморгав, лабрадор увидел, что стоит в коротком коридоре. Ковёр с орнаментом из красных и золотых ромбов был тут единственным ярким пятном, а всё остальное довольно блёклое: гладкие белые стены и несколько дверей.
– И где же та самая роскошь? – осведомилась Гизмо.
– Да ну её, эту роскошь. Шарики-то где? – требовательно спросил Крепыш.
Зефир шла впереди, она направилась прямиком к двойным серым дверям с грязными пластиковыми окошками.
– О, погодите, роскошь впереди, – бросила она через плечо.
Повинуясь командному лаю Зефир, Космо и Астрид кинулись вперёд. Каждая собака носом открыла внутрь одну из створок маятниковой двери, и стало видно находившееся за ней помещение.
Тут было ещё больше света, потому что он отражался от… серебра.
Пол здесь был выложен чёрно-белыми шахматными плитками, но всё остальное сверкало отполированным металлом. По центру просторной комнаты
Это была кухня, но очень большая – в таких Макс ещё никогда не бывал. Тут хватит места для нескольких десятков поваров, готовящих сотни блюд. И Макс сейчас с радостью съел бы их все.
– Ой, как хорошо тут пахнет! – восторженно проговорила Гизмо и остановилась рядом с разинувшим пасть Максом.
Фыркая и принюхиваясь, Крепыш проплёлся мимо друзей. Очевидно, взяв след, он поднял голову и метнулся к ближайшей плите. Быстро-быстро работая языком, такс стал лизать какой-то присохший к дверце кусочек пищи, который только портил безупречную поверхность.
– Мм! – промычал Крепыш. – Жир! Немного прогорк, но всё равно неплохо! Неплохо!
Зефир хмыкнула и направилась вглубь кухни. Космо и Астрид двинулись следом, и двери, которые они держали открытыми, скрипнув на петлях, затворились.
– Не нужно лизать пролитое, – сказала Зефир. – Идёмте сюда.
Трое далматинов свернули направо. Макс, Гизмо и Крепыш – последний неохотно – пошли за провожатыми. Впереди простиралась большая комната – кладовая, догадался лабрадор, только размером в десять раз больше, чем у него дома. Тут до самого потолка высились стеллажи, плотно заставленные пакетами, коробками, стеклянными банками, жестянками и бутылками. Разные припасы лежали и на металлических столах посередине кладовой. Большую часть пола занимали мешки с мукой и крупами, а также довольно внушительные, повыше Гизмо, ёмкости с сыпучими продуктами, очень похожими на сухой собачий корм.
У входа в кладовую виднелась огромная металлическая дверь. Как и у двойной маятниковой, у этой тоже в верхней части имелось оконце, только сплошь заиндевевшее. Подойдя ближе, Макс почувствовал, как от двери веет холодом.
Рядом с морозной дверью стояла стопка картонных подносов в пластиковых упаковках. На подносах аккуратными рядами лежали белые шарики из теста. Некоторые упаковки были разорваны, на подтаявших шариках виднелись отметины собачьих зубов.
– Что это? – спросил Макс.
– Печенье! – протявкала Астрид. – Конечно, оно вкуснее, когда испечено, но всё же это лучше, чем ничего!
И тут Макс сообразил: эти бесформенные комки теста – заготовки для печенья, которое ели вожаки его стаи и которое всегда так хорошо пахло… А это имело запах… Пёс старательно принюхался и определил: муки'. Он почувствовал, что пасть у него наполнилась слюной.
Виляя тонким пятнистым хвостом, Космо кинулся вперёд и сунул нос в одну из вскрытых пачек сырого печенья. Схватив поднос зубами, он стал мотать головой, пока не освободил его от пластиковой обёртки. Потом подтащил поднос к гостям и опустил его на пол прямо перед Крепышом. Челюсти далматина раскрылись в улыбке.