Верный меч
Шрифт:
Эдо сидел со всей честной компанией у огня. Жена трактирщика принесла им еще два больших кувшина, каждый полный до краев, чтобы присоединить к тем трем, которые уже стояли на столе пустые. Она осторожно поставила их, Радульф протянул ей серебряную монетку, но, когда женщина протянула руку, чтобы принять ее, он бросил монету на пол, где она затерялась среди камыша. Годфруа с Филиппом подняли хохот и даже начали колотить кулаками по столу. Покраснев, женщина встала на колени, чтобы найти деньги.
Альфред
— Вы бессердечные… nithingas! — закричал он рыцарям.
Они в замешательстве оглянулись. Я не знал, что означает это слово, но никогда не видел капеллана в такой ярости.
Я бросился вперед и опустился на колени рядом с женщиной. Она пыталась отмахнуться от меня, что-то говоря на своем языке, и продолжала шарить по полу, но я видел, как она пытается смигнуть слезу. Мне казалось, что моя мать плакала бы так же.
— Позволь мне помочь, — сказал я, но она, должно быть, не поняла меня, потому что заговорила громче, а потом начала рыдать.
Я заметил монету около ножки стола и поднял ее, чтобы отдать трактирщице. Она покачала головой, когда слезы побежали по щекам, и быстро встала на ноги.
— Hwaet gelimpth? — раздался крик с другого конца комнаты.
Это был хозяин. Я встал и повернулся к своим людям.
— Вы совсем спятили?
Я схватил один из кувшинов и опрокинул его содержимое на пол, под ногами растеклась бурая лужа.
— Что ты делаешь? — Радульф начал подниматься с табурета.
— Мы за него заплатили! — сказал Филипп.
— С вас хватит, — сказал я, делая то же самой со вторым кувшином. — Со всех вас.
— Танкред… — начал Радульф.
Я хлопнул пустым кувшином по столу так, что столешница закачалась на хлипких ножках, и злобно уставился на него, потом повернулся к Гилфорду.
— Прости, отец, — сказал я.
Щеки капеллана были ярко-алого цвета, его лицо пылало гневом.
— Не я один здесь нуждаюсь в извинениях, — сказал он, указывая на подошедшего трактирщика.
Тот был невысоким, но широким в груди и выглядел сильным для своего роста, с тяжелым лбом и маленькими глазками.
— Ge bysmriath minwif, — сказал он, сплюнув на пол. Он махнул рукой в сторону женщины, которая поспешила отойти в дальний конец комнаты, и бесстрашно уставился на меня, хоть я и возвышался над ним на целую голову. — Ge bysmriath my.
Я смотрел на него, не зная, что делать. Потом огляделся в поисках капеллана и увидел, как он пробирается сквозь толпу к лестнице у противоположной стены.
— Гилфорд! — окликнул я его, но священник либо не слышал меня, либо предпочитал игнорировать, потому что даже не обернулся.
Торопливо потянувшись к кошельку на поясе, я высыпал на ладонь несколько серебряных монет. Я протянул их хозяину, надеясь, что этого будет достаточно,
Сначала он посмотрел на мою ладонь, потом на меня и то ли сказал, то ли выплюнул еще несколько слов. Но вид серебра действительно охладил его гнев, он быстро схватил монеты, словно решил, что я вот-вот могу передумать. Он хмыкнул, то ли благодаря, то ли предупреждая, и, бросив на меня последний взгляд, вернулся к жене.
Некоторые из англичан обернулись, но не многие, только те, кто сидел ближе к нам, и, когда я посмотрел на них, они один за другим вернулись к своей выпивке. Я молча возблагодарил Бога за это, потому что они выглядели крепкими ребятами, привыкшими к тяжелой работе на полях. Вызывать на драку пьяных работяг было совершенно ни к чему.
Я повернулся к моим воякам.
— Вы хотите, чтобы нас здесь угробили? Потому что все эти ребята уже готовы были навалиться на нас.
— Это была просто безобидная шутка, — сказал Уэйс, который казался мне самым трезвым из всех.
Я смотрел на него, не веря своим ушам.
— Вы решили, что обижать невинную крестьянку очень весело?
— Мы ничего ей не сделали, — вмешался Радульф.
Я с трудом удержался, чтобы не плюнуть ему в морду.
— Сегодня вы больше не будете пить, — сказал я. — Я пойду поищу капеллана.
Гилфорд поднялся наверх в свою комнату. Дверь была открыта, я обнаружил его стоящим на коленях на полу с закрытыми глазами и сложенными руками; он тихо молился на латыни. Я ждал, пока он не закончит; наконец он поднял глаза и увидел меня в дверном проеме. Он встал, когда я шагнул внутрь.
— Отец, — сказал я. — Я извиняюсь.
— Ты должен лучше следить за своими людьми.
Его голос был на удивление спокойным; гнев, казалось, прошел без следа.
— Они не мои люди, — возразил я.
Уэйс и Эдо были моими товарищами, это правда, но Эдо никогда раньше не ездил в моем отряде. Я подумал о Дунхольме и лица призраков встали перед моим взором: Жерар, Фулчер, Иво, Эрнст, Може. Они действительно были моими людьми, а не те балбесы, которых дал мне Мале.
— Лорд Гийом отдал их под твою руку, — сказал священник просто. — Следовательно, они твои.
— Они не признают меня, — ответил я.
— Значит, ты должен заставить их уважать себя. Иначе рано или поздно они причинят нам большой вред. Я знаю свой народ, Танкред. Они не потерпят такого обращения.
— А что насчет Этлинга и нортумбрийецв в Эофервике? — возразил я. — Разве они не англичане тоже?
— Они восстали против законного короля, и потому являются врагами Господа нашего. — он говорил медленно, словно сдерживая гнев. — Но здесь Уэссекс, совсем другое дело. Ты не можешь позволять своим людям вести себя подобным образом.