Верный муж (сборник)
Шрифт:
И руки росли у него из того места, и мозги имелись такие… Ну, по словам отца. А вот уж он, строгий папаша, никого и никогда просто так не похвалит. И никем просто так не очаруется.
Значит, неприятие Козлика, раздражение и пренебрежение, граничащее с брезгливостью, были вызваны только одним – физиологией.
Впрочем, задумываться над всем этим Лора не пыталась. И анализ не проводила – во-первых, ей это было несвойственно, а во-вторых… Ну, не про Козлика же рассуждать! Много чести!
А в-третьих, своих забот хватало выше
Ни минуты не печалясь, она облегченно вздохнула и спрятала тетрадки и учебники на антресоль.
Родителям, разумеется, ничего не сказала – как-нибудь, когда-нибудь… При случае.
Жизнь пошла вроде бы и свободная, но такая однообразная…
Да и с Сонькой пути разошлись – та жила гражданским браком с фарцовщиком Юриком, а тот шарахался от любых знакомых и гостей не признавал.
– Товар хранится дома, понимаешь? – жарко шептала Сонька в телефонную трубку. – А если кто-нибудь?.. Ну стукнет, в смысле?
Однажды в квартиру Юрика Лора все же попала – тот уехал по делам в Питер, и Сонька зазвала подругу.
Однокомнатная квартирка на окраине была завалена тюками, коробками и пакетами. В коробках лежали яркие-синие, красные, ядовито-зеленые платки в сочных розах и люрексе. Платков было море – пачки, пачки – до потолка.
– Это что? – испуганно спросила Лора. – И вообще – для кого?
– Самый ходовой товар, – с пренебрежением к недотумке-подруге обяснила Сонька, с шумом выпуская сигаретную струйку. – Таджики и узбеки берут пачками – по триста штук. Везут в свои аулы и там гонят втридорога. Не бизнес, а сказка! Навар с платка – рубчик. А если покупатель – лох, то и два. Если партию сразу сдать… Вот теперь и считай! За день можно отбить пятихатку!
– Ни фига себе! – покачала головой обалдевшая Лора. – Вот на таком говне!
В тот вечер они хорошо расслабились. Вспомнили былые времена и поболтали о жизни. Сонька говорила, что Юрика она любит, а вот связывать с ним жизнь… Рискованно как-то. «Принять» его могут в любую минуту. «Принять» и «закрыть». И еще она пойдет как соучастница. Поди докажи этим волчарам.
Про институт родители узнали к лету – позвонили из деканата и попросили забрать документы, а Янина Васильевна оказалась, как назло, дома, в Москве, и взяла трубку.
Скандал был грандиозный. Не помогли ни слезы, ни оправдания, ни увещевания «у меня все будет хорошо, мама».
Мать была в гневе и с отчаянием бросила:
– Какая ты у нас… В кого – непонятно!
Требовала восстановления и грозилась обо всем рассказать отцу.
Дочь, отрыдавшись, спокойно ответила:
– Ну и рассказывай! Что он, меня убьет, что ли? Вот выйду замуж, и вы мне будете не указ!
Ей показалось, что она нашла выход
Мать посмотрела на нее испуганно, а спустя пару минут сказала:
– Ну и дура ты, Лорка! И какая дура! Вот точно – в кого? – А потом обреченно махнула рукой: – Ты ведь и замуж выйти с головой не сможешь. Опять дров наломаешь… И на это мозгов не хватит!
Лора обещание свое выполнила, и довольно скоро. То ли боялась гнева отца, то ли захотелось окончательной свободы – как казалось ей тогда.
Жених оказался из тех, кто первым подвернулся под ноги. И влюблена она в него не была, и жених был весьма средний, неважный был женишок, что говорить. Заканчивал МАИ, что заведомо не предвещало никакой материальной устойчивости. Какие зарплаты у рядового инженера? Слезы.
И семья жениха была так себе, средненькая была семейка. Мамаша-почтальон, гордившаяся сыном-студентом, и папаша-крановщик. Обычный работяга, не гнушавшийся беленькой. Люди они были простые, невредные и… никакие.
Янина Васильевна от будущих родственничков пришла в ужас, а уж Петр Петрович… Тот просто замолчал и весь свадебный вечер просидел молча, не выпив ни одной рюмки и не съев ни одной ложки салата.
Свадьба была нервной – свекровь, видя реакцию новоявленных родственников и стесняясь своей родни, быстро напилась и полезла в бутылку. Цеплялась к сватье и невесте, громко пела, а после громко рыдала.
Свекор окидывал гостей мутным и тяжелым взором и наконец, услышав рыдания родной жены и оценив свое унижение, подошел к Князеву и громко спросил:
– Что, не пара? Не пара твоей… прынцессе наш Славик?
– Не пара, – спокойно ответил Князев и встал из-за стола.
Вслед за ним засеменила испуганная и верная супруга.
После свадьбы Лоре было твердо сказано, что жить в родительской квартире им не дозволено. «Хотите – живите у почтальонов, а хотите – снимайте. Дело ваше». Конечно, сняли. Деньги на квартиру подбрасывала Янина Васильевна – разумеется, тайком.
Маленькая квартирка находилась на краю света – в Медведкове, до ближайшего магазина было минут двадцать, обои свисали со стен клочьями, кухонные полки были покрыты толстым слоем жира и копоти, а по ночам выходили на прогулку тараканы, и сосед сверху к ночи ежедневно напивался и включал на полную громкость магнитофон с записями Высоцкого, которые отнюдь не были колыбельными.
Лора прорыдала там три месяца. Муж Славик убеждал ее, что «все хорошо и даже отлично», на что Лора принималась рыдать с удвоенной силой и кричать ему в лицо «ненавижу». Он искренне удивлялся:
– Что – ненавидишь?
Наконец она не выдержала и выкрикнула:
– Квартиру эту! Медведки эти чертовы! Магазины вонючие! Тараканов и Высоцкого! И еще, – она сощурила глаза и добавила уже совсем тихо: – Тебя! Тебя ненавижу!
Славик оторопело посмотрел на нее и шепотом спросил:
– За что?