Верона

Сайд Ливард

Аурелио было видно, как бедра Фабрицио поднимаясь и опадая, уходя чуть вправо и влево, выводили восьмерку. Но совсем не так, как рабыни у ланисты, совсем не так. В движениях парня жила животная сила, будто змей и пантера слились воедино, и вышли на охоту.

Длинная сорочка, почти прозрачная, очерчивала изгибы красивого мужского тела, но не показывала и не открывала ничего от груди до пят. Простенькая мелодия подняла обнаженные мужские руки и сплела их, потянула к небу, к воле. И тут же резко Фабрицио-Агний выпрямился и развернулся к Аурелио, приподнял подол с одной стороны двумя пальчиками,

как кокетливая девица, и начал двигаться к юноше.

Почти вплотную подойдя, Агний выставил ногу чуть вперед и полу боком, согнув колени ровно на столько, чтобы быть почти одного роста с Аурелио стал двигать и покачивать бедрами, в такт, в такт… плавно… зазывно… хищно, предлагающе…опустив сильные руки по бокам. Глаза в глаза…Резко опустился на колени, уткнувшись лицом в пах Аурелио.

Есть ли в мире такая сила, что способна заставить могучего опытного воина, закаленного в сражениях, рисковавшего своей жизнью и отбиравшего чужие, стоять в женском платье на коленях? Стоять перед, прижимающим к груди музыкальную шкатулку, мальчишкой?

— Никогда больше такого не увидишь. – Глухо с хрипотцой, не поднимая головы, произнес Агний. – Это мое прощание с рабством, с тем, что миновало тебя, Елин…

Гладиаторы не плачут, рыцари не подводят глаза сурьмой и не выписывают бедрами, завлекая мужчин, итальянский дворянин не опустит головы и позволит себе унизиться. Не будет этого теперь делать и Агний. Никогда.

Зрелище возбуждало и отталкивало. Хотелось схватить танцовщицу и зацеловать. Хотелось кричать и плакать. Хотелось… чтобы вот такого прошлого не было у ее Агния. И в тоже время, чтобы именно такой Агний любил мальчика Аурелио здесь и сейчас. В полном смятении Аурелио провел ладонью по щеке Фабрицио.

— Ты можешь быть невероятно нежным, Агний.

Агний отстранил руку Елин и скользнул чуть в сторону.

— Ты хочешь нежно? Чтобы я был нежен как... как девушка?- Он прищурился, сделав вид, что задумался, но в щелочках глаз плясали опасные огоньки.
– Ласковый и нежный убийца?

Агний лег на кровать, вытянулся во всю длину и заложил руки под голову, уставясь в потолок. Тренированное тело бойца со следами старых ран и шрамов, из прошлых жизней, подсвечивалось лунным светом, струившимся сквозь ветви деревьев у окна. Рассыпавшиеся вокруг головы и торса белокурые волосы создавали впечатление беззащитности и сдерживаемой силы одновременно. Как у льва, что прилег в тени и мирно дремлет, но стоит его потревожить, и зверь покажет всю свою мощь.

— Нежным... – казалось, что Агний смакует, пробует на вкус, перекатывает язычком это слово.
– Это как, нежным?.. Mitis et pius? Или dolce e affettuoso? Или gentle and affectionate? На каком языке ты слышал от меня это "нежный"?

Агний брезгливо и поспешно стянул с бедер и ног сорочку и откинул на пол. Потом медленно, демонстрируя свое обнаженное тело во всей красе, встал и двинулся к Аурелио.

— Давай запомним, что нежным и мягким у нас будешь ты. Лечить, жалеть, понимать и ласкать, да?
– Он знал, что говорит сейчас жестокие, страшные слова, но дальше будет хуже, если девочка не примет правила этой страшной игры раз и навсегда.
–

А я буду злым, грубым, буду брать то, что мне надо, буду защищать свое и давай этому своему быть....
– Последнее слова Агний прошипел прямо в лицо Аурелио.
– Быть нежным!

Тишина в ответ была обманчива, но Агнию ответ и не требовался, потому что он решил сразу и продемонстрировать положение вещей.

Грубовато притянув к себе юношу, Агний приподнял за подбородок лицо Аурелио и, касаясь губами его губ, вышептал.

— Хочешь нежности, начинай первый. Ждешь ласки, начинай ласкать первым... А не успел...- Тут он резко повернул мальчишку спиной к себе, прижав рукой пониже живота.
– Не успел, так делай то, что я хочу.

Хотел Агний уже давно лишь одного. Драка днем, забота и волнение Елин вечером, маленькое представление под лунным светом и этот разговор разбудили в нем похоть. Но самое странное было в том, что Агний поймал себя на осознании, что он может контролировать свои порывы. В голове крутились картинки, как он заставил мальчишку упереться в стену, нагнул для своего удобства и удовлетворил свои желания. Или как поставил того на колени и стал использовать его в роли феллатора. Так, кажется, в Риме называли мужчин, что удовлетворяли других с помощью язычка и губ...

Картинки заставили кровь закипеть, и дыхание сделалось тяжелым. Но Агний-Фабрицио не сдвинулся с места, не пошевелился.

Лишь зарылся в золотистые завитки волос на макушке юноши и прошептал.

— Хочешь нежно, тогда сделай сам...

И чего было больше в этих словах: приказа или мольбы?

***

Однажды ему снилось детство. Он не видел себя, не видел отчетливо место, где находился. Запахи, ощущения, голоса, прикосновения. От всего этого хотелось скулить и плакать, и рычать… рычать от досады и обиды. Кто и почему вырвал его из привычного мира и гоняет по чужим и враждебным местам?

Запахи чуть скисшего теплого молока и примятой травы, тлеющих сухих поленьев и поджаривающегося мяса, запахи такие родные, мирные, желанные.

Ощущение защищенности, заботы и любви, да, именно любви, которая исходит от больших тел, что обнимают и прижимают его, маленького к себе.

Голоса скрежещущие, шипящие, гортанные и рокочущие, но совсем не враждебные, не страшные.

Прикосновения к нему большими шершавыми ладонями, жесткими грубо выделанными кожаными одеждами.

А сейчас Агний закрыл глаза. Просто закрыл глаза и доверился рукам и губам Аурелио-Елин. Впервые. Опустил руки и дал своему телу почувствовать не навязчивые нетерпеливые ласки, а возбуждающую нежность. Впервые его не принуждали и ничего не требовали. Впервые он не брал и не давал, но получал и дарил.

Он дал Елин выбор. И не дал выбора никакого. Как обычно.

Но она сама выбрала то, что хотела. Хотела с самого первого дня пребывания в теле мальчишки. Всё это неправильно и противоестественно. Но это не имело значения. Потому что это ее Агний. И потому что она его Елин. Они дали клятву в день Сатурналий.