Вероника Марс
Шрифт:
– Что такое, Джина?
– У этой девочки к тебе вопрос насчет посетителя на прошлой неделе.
– На позапрошлой, – поправила Вероника, протягивая телефон. – Вот этот человек. Это было совсем рано утром.
Роза уставилась на маленький экран и наморщила лоб. Она была моложе Вероники, по возрасту ближе к Хейли, с круглыми румяными щеками и губками бантиком.
– Да, помню его. Он выпил кофе, наверное, чашек пятьдесят, и зажал мне чаевые. Мне показалось, он был в очень плохом настроении.
– Он был один? Он с кем-нибудь разговаривал?
– Нет.
Сердце у нее забилось чаще. Вероника достала листовку из сумки и показала обеим женщинам.
– А ее вы здесь случайно не видели за последние две недели?
Они отрицательно помотали головами.
Она поблагодарила их за ответы и отдала им листовку, на всякий случай. Некоторые посетители теперь наблюдали за ней с мрачным любопытством в глазах. Она оставила их понуро заканчивать свой ужин и под звон колокольчиков вышла на улицу.
Вероника постояла на парковке, разглядывая окрестности. Земля была сухой и потрескавшейся, зеленые ростки пробивались через трещины в асфальте. На другой стороне дороги был обветшалый мотель, похожий на приземистый торт без глазури. Его неоновый знак о наличии свободных мест то гас, то снова загорался. За ним тянулись холмы, усыпанные кустарниками и низкорослыми кедрами. Птицы кружили высоко на ветру. И больше ничего не было. В воздухе слабо пахло навозом, выхлопными газами и еще чем-то кислым и грязным. Она отошла от закусочной на несколько шагов.
Тогда она заметила знак. Самый обычный зеленый указатель, которыми Калифорнийское транспортное управление отмечает расстояния до ближайшей остановки, ближайшей достопримечательности, ближайшего населенного пункта.
Сан-Хосе – 384 км.
Сан-Франциско – 450 км.
И хотя этого не было на указателе, Вероника так хорошо знала этот маршрут, что легко могла произвести расчеты в уме:
Стэнфорд – 424 км.
Глава 29
Вероника застыла как вкопанная. Откуда-то издалека до нее доносился шум проезжающих мимо машин, но гораздо громче шумела кровь в ее ушах. Чеду Коэну не нужно было ехать в Нептун и обратно, чтобы успеть к началу занятий. Достаточно было доехать до Бейкерсфилда. Четыре часа туда, четыре обратно.
Все складывалось. Все сходилось.
Она посмотрела по сторонам на шоссе. Машин было мало, так что когда мимо с шумом прокатился грузовик, она быстро перебежала дорогу к мотелю «Лейк-Крик» – обшарпанной двухэтажной коробке, разделенной на комнаты. Она вошла в холл.
Пахло сыростью и потом. На выцветших, отслаивающихся обоях были нарисованы розы, обвивающиеся вокруг вертикальных золотых полосок. Совершенно
Из комнаты выглянул старичок и проковылял за свое рабочее место. Он был маленьким и взъерошенным, в изъеденном молью свитере и мешковатых джинсах. На левой руке у него не хватало двух пальцев – Вероника заметила это, когда он большим пальцем почесал подбородок.
– Добрый вечер, мэм.
– Здравствуйте. Я бы хотела задать вам неожиданный вопрос.
Старичок внимательно посмотрел на нее. Темные блестящие глаза, глядящие на нее с изрезанного морщинами лица, были непроницаемы.
– Нам тут иногда задают такие.
– Вы случайно не работаете по утрам? Часа в четыре, в пять?
Старик покачал головой.
– После полуночи меня сменяет сын и работает часов до десяти-одиннадцати утра.
– Он сейчас здесь?
Старичок перемялся с ноги на ногу, не меняясь в лице.
– Он спит, мэм. Он работает ночи напролет. Не проснется еще несколько часов.
Вероника кивнула.
– Что ж, может, вы мне поможете. Не знаю, видели ли вы в новостях, но в Нептуне пропали две девушки…
Он оживился.
– Я видел! Триш Терли в своей передаче всю неделю об этом говорит. Ужасно. Надеюсь, того парня, которого задержали, приговорят к смерти.
– Меня наняли, чтобы найти девушек, и у меня есть основания полагать, что одна из них остановилась здесь одиннадцатого марта. Она должна была зарегистрироваться ранним утром, часа в четыре-пять. Она могла назваться вымышленным именем, счет за номер мог оплатить ее спутник… Вы можете как-нибудь достать записи за то утро?
– Мы не сообщаем имена наших постояльцев и их личные данные без ордера, – изувеченной рукой он отчеканил на крышке стола сложный ритм: большой палец, мизинец, безымянный, большой, большой, мизинец, безымянный. Он с любопытством разглядывал ее, как будто гадая, поможет ли ему это попасть на передачу Триш Терли. У Вероники появилась идея.
– Совершенно вас понимаю, – сказала она. – Я бы на вашем месте тоже старалась избегать общественного внимания, – она доверительно нагнулась поближе. – Все эти интервью так действуют на нервы. А Триш Терли, я слышала, всех, кто хоть как-то причастен к расследованию, обзванивает и умоляет об интервью.
Он распахнул глаза. Какое-то мгновение он задумчиво стоял на месте. Потом повернулся к старому квадратному компьютеру на краешке стола, одну за другой нажимая клавиши здоровой рукой.
– В какое, говорите, время они здесь были?
– Между четырьмя и пятью утра одиннадцатого марта.
Он пробежал взглядом по экрану. Она затаила дыхание.
– Да, есть одна регистрация, – протянул он. – В четыре пятнадцать.
– Их было двое?
Он невозмутимо посмотрел на нее, явно давая понять, что больше ничего ей не скажет.