Версаль. Мечта короля
Шрифт:
Глава королевской полиции сомневался в его словах.
– Оденьте их в мундиры, – продолжал король. – Пусть все ощущают их присутствие. В честных людей это вселит уверенность, а у разной нечисти отобьет охоту бесчинствовать на дорогах. Сделайте здесь то же, что и в Париже. Ваши люди должны быть на каждом участке. Всегда, в любое время и в любую погоду. Встретьтесь с каждым дворянином, находящимся в оппозиции. Я хочу понять причины, побуждающие их противиться моим замыслам. И разъясните им наши намерения. Их король отправляется
Король встал. Вслед за ним встали и министры.
Фабьен дожидался Бонтана у двери, намереваясь поговорить, однако Бонтан заговорил первым:
– Для охраны дорог создано четыре отряда по сто человек. Каждую повозку с грузом должны сопровождать не менее пяти охранников. Все пассажиры должны передвигаться только с охраной.
– Четыреста человек, – покачал головой Фабьен. – И все необученные.
– Вы же знаете: основная часть наших мужчин сейчас на фронте.
– А на охрану вы отрядили сопливых мальчишек! – язвительно усмехнулся Фабьен.
Сборы короля и его свиты к отбытию на войну были напряженными и заняли три дня. И вот настало утро четвертого – утро отъезда. Все придворные, знать, гвардейцы и слуги собрались перед дворцом. Над их головами сияло безоблачное небо. Королю желали счастливого пути и скорейшего возвращения. Дамы махали кружевными платочками, глядя, как Людовик и его любовница Генриетта поднялись в королевскую карету. Три фрейлины Генриетты, среди которых была и Софи, уселись во вторую карету, позади королевской.
Госпожу де Монтеспан в этот вояж не пригласили. Работая локтями, она проталкивалась между глазеющими придворными, пока не оказалась рядом с Луизой де Лавальер. Атенаис нарочно привстала на цыпочки, чтобы король непременно ее увидел. Ей хотелось «разговора глаз». «Ну посмотри же на меня, – думала она. – Увидь меня. Я совсем рядом». И только когда кучер натянул поводья и карета тронулась, Людовик выглянул из окошка и кивнул маркизе де Монтеспан. «Он меня увидел!»
– Браво, Луиза, – сказала она, наклоняясь к своей спутнице. – Этот взгляд принадлежит вам.
– Нет, – со вздохом возразила Луиза. – Вы наверняка ошиблись.
– Вы чем-то опечалены?
– Король стал для меня недосягаем.
– Вам только кажется. Всем известно, что вы – его любовница, – сказала Монтеспан.
– Однако он выбрал Генриетту и повез ее с собой на войну.
– Генриетта очень скучала по мужу. Потому король и повез ее к нему.
В глазах Луизы вспыхнула надежда.
– Вы мне поможете? Я нуждаюсь в благосклонности короля, однако мое присутствие нагоняет на него скуку. Когда он вернется, быть может, вы сумеете повлиять на его настроение… в мою пользу? Поговорите с ним, рассмешите его. Если король будет в хорошем настроении, у меня может появиться шанс.
Маркиза де Монтеспан глядела вслед удаляющимся каретам. Вскоре они скрылись за поворотом извилистой дороги.
– Я попробую, –
В королевской карете было тихо. За окошками проносились дома, амбары, конюшни. «Вот они, плоды крестьянской жизни, – думал Людовик. – Простой жизни, которой вовек не понять, сколь тяжкий груз лежит на плечах короля и его ближайшего окружения. Можно ли назвать крестьян свободными? Или же они – рабы своего жалкого удела, выпавшего им в жизни?» Генриетта коснулась его руки. Ответного прикосновения не последовало, и она убрала руку.
– Ты не скучаешь по Англии? – наконец спросил Людовик.
– Я скучаю по тебе, – ответила Генриетта.
– Есть какие-нибудь вести от твоего брата?
– Нет, иначе ты бы уже знал о них.
Людовик поправил оборки воротника. Карета ехала мимо луга, где паслись коровы.
– Лето нашей жизни было полно благоуханных цветов, – сказал он. – Но сейчас уже осень. Ночи становятся длиннее. Темнота сгущается. Нам пора напомнить себе: жизнь – это нечто большее, чем любовь. И брак – это не просто обязанности супругов.
Генриетта заслонилась широкополой шляпой с перьями, чтобы король не видел ее лица и выступивших слез.
– Моя жизнь принадлежит тебе, – тихо сказала она.
По темным коридорам Версальского дворца гуляли сквозняки. Свечка, которую Фабьен Маршаль прикрывал рукой, почти не разгоняла тьму. Час был поздний. Фабьен шел к себе, глубоко погруженный в раздумья. Настолько глубоко, что едва не вскрикнул, когда от стены отделилась чья-то тень.
– Это вы, господин Фабьен? – спросил нежный, мелодичный женский голос.
В пятачке света появилось лицо Беатрисы. У Фабьена замерло сердце.
– Мадам, вы никак заблудились? – спросил он.
– По правде говоря, мне страшно, – нахмурившись, ответила Беатриса. – Эта война. Эта тьма. Стоило королю уехать, и дворец стал совсем иным. Представляете? Всего два дня прошло, а нас уже окружают темные пустые комнаты. Я шла к себе. Вам не составит труда меня проводить?
Маршаль утвердительно кивнул.
Беатриса подошла поближе. Теперь свеча освещала ее целиком. «Как замечательно! – подумал Фабьен. – Но что я ей скажу? Как мне вести себя с нею?»
Они пошли вместе. Фабьен изо всех сил старался, чтобы свечка не дрожала в его руке.
– А я смотрю, вы в хорошем настроении, – сказал Фабьен, напрочь забывший ее слова про страх. – И даже то, что случилось с вашими друзьями, на вас не подействовало.
– С какими друзьями? – не поняла Беатриса.
– Семья Партене. Они ведь жили неподалеку от вашего дома в По. Я не ошибся?
На лице Беатрисы мелькнула тревога.
– Господин Фабьен, их трагедия настолько чудовищна, что я запретила себе думать о ней. Иначе, честное слово, я бы сошла с ума.