Вершалинский рай
Шрифт:
— Извел злодея!..
— Есть все-таки бог на свете, есть, что бы там ни говорили!
— Простил царь небесный грехи наши, милость оказал!..
— И дорогу расчистил своему человеку!
— Господь захочет — сотворит чудо, верой зло в добро превращается!
— Какое счастье, что божий избранник с нами живет!
— Увидите, как теперь хорошо нам будет под его опекой! Так бывало всегда в старину, когда святые жили с простым народом!
— А городские брешут, будто обман все это! Вот бы теперь ткнуть их носом!..
Наиболее практичные соображали:
— Надо, чтобы все вышли встречать Альяша из того Кронштадта!
— А
Пилипиха, Руселиха, Майсак раздобыли в Острове хоругви, созвали мужиков, баб, и все повалили в Гродно встречать человека, спасшего село от чудовища.
Трое суток ждали люди Альяша на вокзале. Встретив Климовича на четвертые сутки, с песнями и молитвами повели в Грибовщину.
Весть о том, что Иоанн кронштадтский признал и благословил грибовщинского пророка, быстро облетела села. Началось паломничество. Верующие приходили издалека, чтобы своими глазами увидеть «святую бумагу» со знаками чудотворца. Сейчас же родилась и легенда:
— Поговорил Иоанн-чудотворец с нашим Альяшом, расспросил обо всем, низко ему поклонился, благословил на возведение храма и объявляет: «Будь спокоен, пока мы тут говорили, Полторак в твоей Грибовщине испустил дух! И не прогневайся, денег от тебя не приму! Живу я на воде и хлебе, зачем мне лишнее? Как выйдешь за Кронштадт, отдай их первому, кого встретишь!»
— Альяш так и сделал, — перебивал следующий рассказчик. — Около Финского залива встретился ему солдатик. Получив деньги, служивый обрадовался: «Пригодятся твои рубли, отче, ой, как пригодятся! Я казенные деньги растратил, уже топиться в залив шел»!
Кронштадтский чудотворец вскоре умер. По нашим селам пошла гулять молва:
— Альяшу Иоанн кронштадский признался за трапезой: «Чую, Илья, скоро позовет меня всевышний к себе. Место мое на грешной земле займешь ты, дорогу тебе освобождаю. Иди и помогай бедным, борись с нечистой силой, а на погребение мое бог позовет тебя из Гродно!»
А дальше вот как было. Преставился он. Люди несут Иоанна на кладбище, а на гробе крест из белых роз от царского двора. Несут его так файно по тому Петербургу через площадь, а народ валом валит. И царь шагает за гробом, слезы вытирает шелковым платочком, и сама царица с сыном, и генералы с архиереями, а по бокам войско выстроилось, драгуны стоят с саблями!.. Вздумалось кому-то голову задрать, видит — звезда движется за ним по небу ясным днем! Царь с царицей сразу догадались, кто это, и поклонились ей…
— Ах, холера! Вот чудеса-а!..
ДОСТИЖЕНИЕ ЦЕЛИ
Прошел год, другой, десятый.
Жена Альяша надорвалась на работе и умерла.
Сын окончательно поссорился с ним и ушел добровольцем на фронт первой империалистической.
Дочки вышли замуж и отреклись от отца.
А Альяш с воловьим упрямством делал свое дело. Даже в годы всемирной бойни разъезжал по империи с «церковной бумагой» и кружкой для пожертвований.
Гражданская война обесценила собранные им рубли.
Между Грибовщиной и Советской Россией пролегла граница. Неожиданно объявился престарелый Голуб. Он нищенствовал, никого не узнавал, ходил по полям и ставил кресты на безымянных могилах…
Только Альяш совсем не изменился.
Он опять начал с нуля. Петрук Майсак и Александр Давидюк, его верные соратники, ездили даже
И вот на собранные таким образом деньги, оставшись без земли, без хозяйства, без семьи, в 1926 году Альяш Климович все-таки достроил церковь. Это была маленькая, побеленная известью церковка, что белым яичком красовалась на взгорке.
Строили церковку зодчие-самоучки, люди из ближайших сел, без чертежей и каких-либо планов. Если смотреть на нее с близкого расстояния, у нормального человека она вызывала недоумение. Стояла церковь чуть покосившись, неровная — одна стена кривее другой. Верха острые, узкие. Не понять — то ли православная часовня, то ли самый малый из костелов. Альяш говорил, что часто во сне видел мать, Юзефину, и она велела строить храм именно так.
Вокруг этого строеньица и бушевали потом страсти, питавшие импульсы «психологического эха».
Часть первая
Глава I
ТЕТЯ ХИМКА ОТПРАВЛЯЕТСЯ СПАСАТЬ ДУШУ
В нашем доме жила сестра отца Химка.
Вместе с другими страшевскими беженцами в империалистическую она была в Казани [4] . Когда же пришла пора возвращаться, Химка оставила в России, под присмотром родных, своих сына и дочку и в село вернулась одна.
4
С лета 1915 года по 1919-й Гродненщину занимали кайзеровские войска. Почти все гражданское население было эвакуировано в глубь России.
Живя в Страшеве, Химка перебивалась крапивой и лебедой и мечтала поправить полуразрушенную войной избенку, завести корову, выкормить поросенка, а после этого съездить за детьми.
Но неожиданно установилась твердая граница, в Казань ее не пустили.
Сначала они переписывались, сын сообщал, что учится на летчика, дочь — на врача.
Затем так же неожиданно переписка оборвалась, и Химка давно уже не имела никаких новостей о детях, что ее очень угнетало.
Зато до нее, как и до остальных страшевцев, стали доходить чудовищные слухи о том, будто в России пашут на женщинах, всех священников отправили в Соловки, на лесоразработки, в церквах устроили конюшни, половину детей после рождения сразу умерщвляют, чтобы не было лишних ртов, трупы высушивают, перемалывают, и вот такой мукой они удобряют поля сельских коммун.
К сожалению, не каждый человек с годами умнеет. Женщины вроде Химки, чей инстинкт материнства не имел применения, постепенно становились почти больными психически.
Охваченная беспокойством за судьбу детей, осужденная деревней за то, что так беспечно оставила детей в далекой Казани, Химка стала угодливой до самозабвения.
Входит, например, она на кухню, а мама собирается выносить полный ушат. Химка выхватывает из ее рук ношу и бежит к яме. Она била масло соседям, мяла лен, ломала люпин, присматривала за малышами и ни у кого не брала платы.